Переселение. Том 2 - [67]
— Надо идти домой.
Юлиана, развалившись в кресле, смеялась и тянула ее к себе.
Дверь тем временем тихо скрипнула, и на пороге появился Вишневский.
Увидев, что этот высокий, стройный, красивый, но уже пожилой человек в роскошной русской униформе входит в комнату, Варвара окаменела. У него, как она потом вспоминала, в тот день были огромные глаза.
— Надеюсь, дамы не обессудят, — сказал Вишневский, — если я с ними немного посижу. Здесь так прохладно, а на улице жара.
Танцующей походкой, как в полонезе, он подошел и низко склонился к руке Варвары.
Тем временем Юлиана улыбнулась и сказала, что хочет сесть к нему на колени. Пусть, мол, гостья увидит, какой у нее хороший муж и как он хорошо знает, что нужно молодой женщине. Хотя Варвара, совершенно оцепенев, смертельно побледнела и дрожала всем телом, они нисколько ее не стеснялись. Вишневский потянул ее, приглашая сесть рядом с ними.
Юлиана поднялась, поцеловала гостью и, смеясь, заметила, что уступает ей мужа, уходит и таким образом никто не увидит, как они будут наслаждаться друг другом. Они могут проворковать здесь весь день, как голуби.
Что произошло в доме Вишневского потом, Варваре противно было даже вспоминать, но кое-чем она поделилась с Анной. Она рассказала ей, как попыталась, когда увидела, что Юлиана уходит и она остается наедине с Вишневским, кинуться к двери; как он грубо остановил ее, бесцеремонно схватил за талию, бросил, как мешок, на кровать и навалился на нее, словно хотел задушить, а когда она стала кричать, закрыл ей рукою рот.
Варвара слышала, как он убеждал ее не быть дурой и не вырываться напрасно. Он скорей убьет ее, чем отпустит.
И только позже, в Ярославе, как-то ночью, когда невестки остались одни, Варвара, плача, призналась, как она была близка к тому, чтобы уступить. В таких случаях в женщине, говорят, появляются какие-то скрытые силы, но надолго ли их хватит, если мужчины так сильны? Она не могла и шевельнуться.
Спас ее от Вишневского разразившийся в доме скандал и как раз в ту минуту, когда она уже чувствовала, что выбилась из сил и теряет сознание. У дверей затеяли драку Юлиана и Дунда, с которой Варвара до того обменялась всего лишь несколькими словами и на которую не обращала никакого внимания. Грудастая блондинка ворвалась в полутемную спальню Вишневского, как фурия, изрыгая самую похабную брань.
Юлиана тщетно пыталась преградить ей дорогу.
Вишневский вскочил.
И супруги, будто дикие звери, набросились на молодую сильную девушку, стараясь вытолкнуть ее из спальни и куда-нибудь запереть. А та вопила во все горло.
Варвара помнила, что Дунда кричала Вишневскому:
— Курва! Хороша была, пока не зачала! Клялся в любви. Жену Петра сейчас захотел, а меня с рук сбыть! Курва, вор! Крадешь деньги у императрицы!
Прибежал еще кто-то, послышались стоны.
А Вишневский кричал, как конюх, усмиряющий взбесившихся лошадей.
Трещала, падала и ломалась мебель, звенели разбитые зеркала.
Но ни драка, ни страшный поток брани и проклятий Дунды не прекращались.
В голове потрясенной, охваченной ужасом Варвары билась одна мысль: во что бы то ни стало бежать, бежать из этого ада, укрыться, спрятаться. Напротив двери, куда Вишневский и Юлиана выталкивали Дунду, была вторая дверь. Варвара подскочила к ней, отворила и очутилась в зимнем саду, откуда был виден склон спускавшейся к задам дома горы со скошенной желтеющей травой. С развевающимися за спиной волосами, словно подхваченная бурей, она промчалась по скошенному лугу и, вспугнув кур, которые разлетелись во все стороны, вбежала на мощеный двор.
Конюх, стоявший с вилами в руках у огромной навозной кучи, обалдело уставился на пролетавшую мимо него, точно обезумевшую, дочь сенатора Стритцеского и не стал задерживать ее. Чего только не доводилось видеть конюхам в доме Вишневского, но они знали, что, служа у господ, лучше всего помалкивать.
Варвара не помня себя добежала до первых домов Токая и тут только, запыхавшись и обессилев, упала на землю. Немало времени прошло, пока она убедилась, что все это ей не снится и ее никто не преследует. На пыльной, убогой незнакомой улице не было ни души. Увидев шпиц колокольни, она пошла в сторону собора. А позже люди отвели ее, растрепанную и оборванную, к себе — в тот дом, куда ни один житель Токая не хотел входить. Ибо там, говорили они, по ночам бродят призраки.
Варвара появилась в саду своего дома только на закате. Она успокоилась, переоделась и уселась на порожек, все еще боясь расплакаться. Что из всего этого следует рассказать мужу, думала она, а что — Павлу? Выберутся ли они из Токая живыми?
Вечером пришел почтмейстер Хурка. Весь в черном, тихий, приниженный. Он принес известие, что родственник Исаковичей, Трифун (Хурка сказал Трофим), прибывает на днях. Он получил сообщение из города Дебрецена. Вишневский приказал доложить об этом госпоже.
— Будут ли какие распоряжения? Надо ли что-нибудь передать его превосходительству — seiner Eminenz?
В бумагах сенатора Стритцеского, оставшихся после его смерти, была обнаружена записка, из которой явствует, что лейтенант Петр Исакович выехал из Токая в Россию в день преподобной и святой Параскевы, четырнадцатого октября 1752 года. Сенатор Стритцеский даже сердился на то, что зять выбрал для отъезда такой день, потому что для него, католика, этот день был днем памяти святой Сабины, которая была великомученицей, правда, более тысячи лет тому назад.
Историко-философская дилогия «Переселение» видного югославского писателя Милоша Црнянского (1893—1977) написана на материале европейской действительности XVIII века. На примере жизни нескольких поколений семьи Исаковичей писатель показывает, как народ, прозревая, отказывается сражаться за чуждые ему интересы, стремится сам строить свою судьбу. Роман принадлежит к значительным произведениям европейской литературы.
Милош Црнянский (1893—1977) известен советскому читателю по выходившему у нас двумя изданиями историческому роману «Переселение». «Роман о Лондоне» — тоже роман о переселении, о судьбах русской белой эмиграции. Но это и роман о верности человека себе самому и о сохраняемой, несмотря ни на что, верности России.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Из богатого наследия видного словенского писателя-реалиста Франце Бевка (1890—1970), основные темы творчества которого — историческое прошлое словенцев, подвергшихся национальному порабощению, расслоение крестьянства, борьба с фашизмом, в книгу вошли повести и рассказы разных лет.