Пересекая Африку - [115]

«Консультацию» открыла жена вождя, которая в виде подношения дала колдунам полдюжины кур. Скоро она ушла совсем счастливая: главный мганга оказал ей Почет, плюнув. В лицо и дав клубок какой-то мерзости и качестве амулета. Она — поспешила поместить последний — в безопасное место в своей хижине.

Теперь ваганга были готовы выслушивать задаваемые публикой вопросы и отвечать на них; кое-кто из вопрошавших оказался быстро удовлетворен, но другие явно ставили сложные задачи, приводившие к оживленной жестикуляции и множеству восклицаний. Когда ваганга будто бы не могли найти ответ, они советовались с идолами, и один из колдунов, бывший ловким чревовещателем, давал нужный ответ, а бедные простофили верили, что с ними говорит идол.

Я подметил, что крупные взносы обычно обеспечивали благоприятные ответы; и результат их колдовства в течение дня, должно быть, весьма и весьма удовлетворил ваганга. Двоим из них здесь так понравилось, что они вновь явились на следующий день, но бизнес был вялым, ибо народ явно не мог себе позволить сколько-нибудь продолжительно предаваться роскоши узнавания своих судеб.

День за днем я оставался здесь, ожидая гонцов от Касонго или фуме а кенны, но, поскольку никто не возвращался, я послал к озеру несколько человек, на что вождь согласился, хоть мне идти и не позволил.

Сразу же после их отправления прибыло послание от Киконджи, извещавшее, что он-де весьма хочет меня повидать. Но почти немедленно после того явились другие посланные с известием, что Киконджа принять меня не может: его предсказатели предостерегли вождя, что, если я взгляну на озеро, его воды высохнут.

В ответ я указал на озеро, говоря им, что уже видел его, не произведя на его воды никакого дурного действия. Но меня заверили, что ежели я близко подойду к его берегам, то либо высохнет озеро, либо подохнет рыба, лишив тем самым Киконджу и его народ большой части их пищи и многих их богатств, ибо рыбу, которой очень много, они сушат и продают людям, живущим вдали от озера.

До меня дошли слухи, будто люди, которых я послал к Кикондже, задержаны им и Даийи, но страхи мои по поводу их безопасности вскоре были успокоены возращением посланных. Однако они рассказали мне, что некая женщина предостерегла их, будто Даийи намеревается их убить. И они-де избежали этой участи, взявши каноэ ночью, когда люди спали, и уйдя с плавучего острова, на котором Даийи и Киконджа тогда жили, на материк, а оттуда нехожеными тропами — обратно в Коведн.

Киконджу они видели лишь несколько мгновений, так как во время их пребывания он оставался в своей хижине в пьяном состоянии. Даийи, с которым гонцы имели больше общения, — высокий, изящный мужчина, тщательно разодетый в бисер и цветные ткани; он, по-видимому, полностью контролирует парод Кикопджи.

Плавающие острова, на которых живут люди, образованы большими кусками тинги-тинги, отделившимися от тех ее масс, которыми обрамлены берега. На них укладывают бревна и хворост и покрывают землей. После этого строят хижины, сажают бананы и разводят на островах коз и домашнюю птицу[202].

Обычно острова пришвартованы к кольям, вбитым в ложе озера, но, когда их обитатели желают изменить положение островов, колья вытаскивают и острова верпуют за концы, закрепленные на других кольях. Тинги-тинги между берегом и островами, которые лежат вдоль ее края, неизменно пересечена малыми протоками, так что пешком она совершенно непроходима, и доступ к островам возможен лишь на каноэ.

Главные поля по необходимости лежат на берегу, и, в то время как женщины заняты их обработкой, мужчины располагаются сторожевыми заставами, чтобы дать знать о приближении каких-либо врагов.

Во время своего пребывания в Коведи я тяжко страдал от дизентерии, но успешно вылечился сам, невзирая на один-два рецидива, вызванные пристрастием Самбо к приготовлению пищи на касторовом масле. А ко времени, когда мои люди возвратились, я уже совсем устал от Коведи.

По-прежнему не было никакой перспективы появления проводников ни от Касонго, ни от фуме а кенны, так что 11 декабря я решился отправиться к лагерю Джумы Мерикани. В Кибайели, на обратном пути, находилось много варуа, которые утверждали, что они состоят при Касонго; он в то время был в Мунзе, вновь покинув Квинхату. А в десяти минутах хода от дома Джумы Мерикани меня встретили гонцы, которых я отправлял к фуме а кенне. С ними шел проводник, которому она этим утром повелела отправиться ко мне. Но это была с ее стороны лишь внешняя любезность, ибо, когда на следующее утро я захотел воспользоваться услугами проводника, он не появился.

Дом Джумы Мерикани

Тут я узнал, что Касонго отдал распоряжение, чтобы, если я возвращусь во время его отсутствия, мне не позволяли уходить, а ему немедленно дали бы знать о моем прибытии.

Джума Мерикани с величайшей внимательностью послал мне с моими людьми риса и табака, зная, что первый неоткуда взять, кроме как с его плантаций, а второй выращен из уджиджийских семян, которые заслуженно имеют репутацию лучших в Африке.

Сразу же по прибытии я посетил Алвиша, дабы выяснить наши шансы на отправление в путь. Он сообщил мне, что все готово, слоновая кость упакована, рабы собраны и он, Алвиш, весьма желает отправляться, так как товары его исчерпаны. Поэтому сразу же, как только вернется Касонго и мы с ним простимся, на что могло бы потребоваться два-три дня, мы должны будем выйти в дорогу. Далее Алвиш меня заверил, что через 60 дней по выступлении мы-де достигнем Бие (куда, как я Теперь узнал, он направлялся вместо Касапси), а две или три недели шуги от этого селения приведут меня либо в Бенгелу, либо в Луанду