Перерождение (история болезни). Книга пятая. 2005 г. - [30]

* * *

Караулов привел в своей передаче примеры рабства в воинских частях. Солдаты строят дачи генералам. Впрочем, это бывало и в Советской армии под неусыпным оком политработников.

* * *

Работа по привлечению в партию идет трудно и по-разному. Получается у активных, у настойчивых, умеющих говорить с людьми и убеждать их. Нужно сказать, это хорошая школа пропагандистской работы для районных руководителей. К середине сентября достигнута отметка в 1000 чел. Есть еще два месяца. Можно добиться большего.

Интересно, что 2/3 вступивших 30-40-х годов рождения, до половины – женщины, часто бабульки 70-80-ти лет, они же всегда среди митингующих. Молодежи мало: до 25 лет не более 10 %. Но и это хорошо.

Мотивы вступления или отказа разные. «У меня в 30-х годах стариков раскулачивали, не пойду в партию». «Так ведь и мои дед с бабкой были кулаками, и ничего – я-то коммунист», – отвечает агитирующий. Крыть нечем – пишут заявление. В другом случае молодой уже садится подписывать заявление, как в дверях появляется мать – в прошлом секретарь партийной организации крупного предприятия – и запрещает. Многих отговаривают жены, люди боятся.

«Единая Россия» добивается того же не индивидуальной работой, а принуждением, угрозами расправы или увольнения, посулами выдвижения на руководящие (сытые) должности, приплатами.

«Родина», ЛДПР и другие незаметны в небольших городах, хотя и крикливы, газетки свои выпускают. Их средство – оплата.

КПРФ спит в своем электорате, уповая на Референдум (на реализацию которого нет никакой надежды), а также на то, что Путин не успеет забрать у нее оставшиеся привлекательные лозунги. Скоро КПРФ невозможно будет отличить от «Единой России»: ни по целям, ни по формам работы.

* * *

Активистов КПРФ и РКРП, молодежных организаций, в том числе РКСМб, лимоновцев бьют, тащат в участки, сажают в тюрьмы, убивают. Этому сопутствует волна клеветы в прессе. Это становится нормой. Но и протест молодежи становится нормой.

* * *

В целом, окружающее во многих проявлениях, в макро– и микроизмерении, во все большей мере напоминает уже не «перерождение» (исходная точка: советский человек, который гордился своей Родиной) и даже не «вырождение» (утрата общественного поведения), а одичание.

* * *

Каждый вечер во дворе старики, в основном, пенсионеры, «забивают козла». Человек 20. В 5 метрах от них – бачки с мусором, нагруженных доверху дурно пахнущими, разлагающимися отбросами. Тут же «падальщики» – бомжи или обедневшие люди с сумками, синюшные, лохматые, грязные, с шаткой походкой, копающиеся в этом мусоре. Среди них подчас бывшие врачи и учителя – пенсионеры, не способные прожить на пенсию, выброшенные семьями.

Рядом детская площадка – с песочницами, полными грязным песком с кошачьими фекалиями. Дети копаются в песке, мамочки сидят рядом и болтают.

Начиная с 23.00, как стемнеет, в сквер, под окна домов заезжают машины и начинается торговля проститутками (по заказам). К 5.00 они собираются, курят, мочатся под кустами, греются в машинах, отдавая заработанное сутенерам. А днем здесь же бегают, гоняют в футбол и ездят на велосипедиках малыши. Смена декораций: ночной и дневной спектакли. И все, в том числе жители домов, живут, как ни в чем не бывало. Это и есть одичание, то есть утрата не только общественного, но и просто человеческого поведения.

* * *

С Пленума Обкома: «Поехал я в Тепловку, недалеко от Вольска. А друга моего, к которому ехал, убили. Прямо в поле. Косил сено, а его по пьянке забили свои же из села. Отказывался с ними водку пить, грозился разоблачить воровство. Коммунист. В селах их почти нет. Один из убийц орал: «Я коммуняк душил, душу и душить буду!»

«В самом Вольске промышленные предприятия не работают. Все в разрухе, все разворовано. Людям негде работать, некуда уехать, да и дорого. Все воруют. Известный когда-то город цементников превратился в город воров и жуликов. Численность рабочего класса снизилась в десятки раз, а чиновников разного рода во столько же увеличилась. Деньги берут везде: в школах, в больницах, в детсадах. Без денег человек – никто. Какая-то тоскливая мгла повисла над городом».

«В Балаково та же картина. Существует практика: начнут производство и только дело пойдет, тут же его банкротят. Куш возьмут, а людей оставят ни с чем. Не дают сформироваться коллективам, способным постоять за себя».

* * *

14 лет тому назад, в октябре 1991 г., вскоре после контрреволюционного переворота в Москве, в Челябинске состоялся Второй Конгресс пульмонологов. Им руководил академик А.Г.Чучалин. Было страшно холодно, гостиница не отапливалась, кормили плохо. Сам Конгресс проходил обычно и был тогда еще добротной трибуной отечественного опыта.

С этой поездкой было связано два события.

Первое имело полувековую давность: возвращаясь в декабре 1942 г. из г. Петропавловска-Казахстанского в Москву из эвакуации (больная туберкулезом мама, трое мальчишек, и отец, которого отпустили с завода, чтобы вывезти и тем самым спасти нас), мы остановились в Челябинске. Здесь у нас была пересадка, и мы целый день просидели на кафельном полу маленького вокзала, разместившись на матрасе и вещах. Вечером того дня мы уехали в Москву. Вспомнив об этом, я съездил туда, нашел тот вокзал, побродил по залу. Не было счастья, так несчастье помогло: повидались через 50 лет. Сейчас это уже не вокзал, а одно из небольших привокзальных помещений. А вокзал – из стекла и бетона – рядом.