Перерождение (история болезни). Книга четвертая. 2003–2004 гг. - [24]

Она широко открывает двери для иностранных инвестиций, опуская флаги опасности перед западным капиталом, лигитимизируя благополучие власти капитала.

Серии саммитов, соглашений, визитов, обедов, шум от которых непрерывно стоит в ушах, создает видимость всенародного благополучия. Эта видимость нарастает, пропагандируется, финансируется. Видимость консолидации, стабильности, промышленного роста – всюду видимость.

* * *

Ряженые. В детстве, помните, поздними вечерами размалеванная толпа ходила по деревне, от дома к дому, орала песни, крутила трещётки, стучала в двери и окна. Громче всех был запевала. Им разрешалось все. Визгливая толпа, поорав, удалялась, и все затихало.

Нынешняя кампания по привлечению сторонников Единой России напоминает шоу богатых для богатых, собирающая молодежь, рядящуюся в защитников народа. У новых ряженых все с чужого плеча и все с единственной целью – оболванить народ в очередной раз.

* * *

В далеком детстве (это было в 1946 г., в глухой деревне в Калужской области) мы, ребятишки, часто бегали по песчаному берегу речки. Речка была неширокая, но глубокая. Рыба в ней водилась и раки. Как-то купались и вдруг увидели, как в тихой неглубокой старице длиной в 5 и шириной в 2 метра, на отмели, в прозрачной воде, хорошо различимая на фоне песчаного дна стремительно скользит из конца в конец голубая на солнце щучка. Старица соединялась с руслом речки узенькой и мелкой горловиной.

Вооружившись палками, мы стали бегать за рыбой, стараясь загнать ее в глубь кармана, били ее, целясь в голову. Она металась, подгоняемая нашими ударами и страхом, стремясь вырваться из плена, брызг и наших ног. И когда казалось, что мы ее уже настигли, хватая её юркое тело руками, она вдруг понеслась к горловине, проскочила ее и скрылась в непрозрачной глубине речки. Было обидно, ведь мы уже торжествовали победу. Хотя щучка весила всего на полкило, но и этого нам хватило бы на котелок ухи.

Конечно, мы и не задумывались о травмах, которые мы ей наносили, об ужасе преследования и отсутствии выхода. Позже, уже взрослым, особенно в последнее время, насмотревшись ситуаций безнаказанного издевательства над людьми, не раз испытав ужас при виде торжествующих насильников, упоенных вседозволенностью, я вспомнил нашу невинную детскую охоту за голубой щучкой и сполна оценил ее муки.

* * *

Государственная Дума – паноптикум «народных защитников». О них можно было бы не говорить ничего, ввиду их бесполезности для народа, не исключая и фракции КПРФ. Жаль только народных денег, которые тратятся на них.

Июль

Часто пишут и говорят о России взяточников – берущих и дающих, государстве, где иначе не проживешь. Наверное, это так – в средних и высших эшелонах общества. Среди неворующей, а значит бедной, зарплатной, интеллигенции это – редкость. Нечего давать и нечего взять. Бедность охраняет честность. Живем как-то, жуем свой честно заработанный хлеб. Но кто-то просто недоплачивает за наш труд, это проще, чем ожидание взятки. Этот кто-то – государство.

* * *

Замечательная сатирическая поэма Е.Нефедова в июньском номере газеты «Завтра». «В царском седле» называется.

«Люблю тебя, Петра творенье!» Любой из русских, без сомненья, с поэтом вместе был бы рад так обратиться в день рожденья к тебе с поклоном и почтеньем, наш Петербург и Ленинград.

Но нас, похоже, не спросили в предъюбилейной суете: как представляется России сей славный день в балтийской сини? Гостей немало пригласили – но все какие-то не те…

Нет, гости были чуть попозже. А перед этим тут и там – по площадям, садам, мостам – неслись чиновники, но Боже, как были все они похожи по их восторженным речам…

Вот бегает дворцовый мальчик, он говорит в телеэкранчик, как грандиозен этот пир – какие суммы из бюджета ушли огромные на это, как удивить мы сможем мир.

А вот мадам – в своей манере, хоть ей никто уже не верит, о той же праздничной химере туфту несет без всяких мер. Она в предчувствии феерии, и при живом пока что мэре – сама уже почти что мэр.

А вот и мэр: он тих и скромен, багаж его забот огромен, но все же грусть в его очах. Он Собчака прогнал когда-то, страна была победе рада, но деловые собчачата не позабыли этот шаг…

А это кто – проходит строем, и каждый смотрится героем, по-боевому облачен? ОМОН, милиция, солдаты, и в штатском бравые ребята, которых ради этой даты сюда согнали – миллион.

Но где же просто ленинградцы, которым петь, гулять, смеяться, повсюду радостно шататься пристало первым в эти дни? Да что-то их не видно, братцы…Большой толпой не собираться, куда не надо – не соваться, лишь с паспортом передвигаться, а лучше – вовсе не болтаться да из квартир не выбираться им приказали в эти дни.

Вот это праздник! Для кого же и кто его устроил все же с таким размахом, господа? Ответ вы знаете и сами? Хозяин тут – не царь с усами, не вождь, что в бронзе на вокзале, а некто – с ясными глазами, немногословный, как всегда.

О чем же он молчит, сердешный? Зачем ему среди кромешной, Россию поглотившей, тьмы, веленьем царственно-небрежным давать шикарно-безмятежный свой пир-пиар в разгар чумы?

Зачем его лихая клика, в стараньях заходясь до крика, талдычит о Руси Великой – но в трех минувших сотнях лет перечеркнула залихватски этап советский, ленинградский, как будто в нем величья нет?