Перепутья - [82]

— Милосердный господи боже, комтур Герман, а где твои хоругви, где твои рыцари, кнехты… пушки, тараны?.. — с такими словами удивления встретил его великий магистр ордена Конрад Валленрод.

— Благородный брат магистр, милосердный господь на сей раз был немилостив к нам и за грехи наши заставил нас испить эту горькую чашу до дна: мои пушки, хоругви, мои верные братья рыцари и кнехты — все остались в плену у князя Витаутаса, а рыцарь Греже перешел на его сторону!..

— Рыцарь Греже?! — всплеснул руками великий магистр ордена и опустил голову.

— Да, брат магистр, рыцарь Греже предал нас, — подтвердил комтур Герман и тоже опустил голову.

— И вы не пронзили его мечом?! — испепеляя комтура злым взглядом, спросил маршалок ордена Энгельгард Рабе.

— Значит, он остался жив? — загорелся яростью граф фон Плауэн.

— Братья во Христе, — тихо заговорил комтур Герман, — позвольте мне хоть кратко рассказать, как все произошло. Возвратившись из Риттерсвердера, князь Витаутас начал спешно укреплять Гродненский замок. Он пригласил себе на помощь кнехтов, наемников и многих других людей из Нового Гродно и Меттенбурга. Мы подумали, что Гродно угрожает какая-нибудь опасность со стороны литовцев или поляков, и охотно отпустили своих людей. Про Риттерсвердер тогда мы еще ничего не знали. Вдруг, через несколько дней, пришел в Меттенбург рыцарь Греже со своими хоругвями. Мы приняли его как друга. Но, едва ступив в замок, он сразу же обезоружил наш гарнизон, снял со стен стражу и объявил, что все он делает по приказу князя Витаутаса и что мы являемся его пленниками. Комтур замка, благородный брат Фридрих, схватился за оружие и хотел на месте убить предателя, но тут же свалился, пронзенный мечом Греже; я был тяжело ранен в руку; погибло еще несколько рыцарей… Были убитые и среди бояр Витаутаса… Потом всех нас выгнали… выгнали из замка, а замок подожгли!..

И, не выдержав, комтур Герман заплакал.

— Подожгли на наших глазах, — сквозь слезы продолжал комтур, — остальных погнали в Гродно как пленных, а мне, старому рыцарю, объявили постыдную милость… Не хотел я этой пощады, но меня с двенадцатью кнехтами переправили через Неман и приказали пешком отправляться в Пруссию через пущу Судувы и сообщить тебе, благородному магистру ордена… и всему ордену, что…

Комтур Герман спрятал лицо в ладонях и в отчаянии умолк. Ему подали воды и стул. Сев, он долго не мог начать говорить.

— Что этот предатель приказал тебе, брат комтур, сообщить ордену? — нетерпеливо спросил маршалок.

— Он приказал сообщить только так: ничто никому даром не проходит… и…

Комтур Герман снова захлебнулся плачем.

Вельможи внимательно слушали.

— Что — «и»? — потеряв терпение, спросил граф фон Плауэн.

— И что его мести еще не конец!

Все переглянулись и в задумчивости долго молчали.

Граф фон Плауэн отвел великого магистра ордена к окну и начал с ним шептаться. Маршалок ордена опустил голову и задумался. Потом он принялся ходить по залу, а все остальные смотрели на несчастного, измученного комтура Германа и не могли понять, то ли он совсем свихнулся, то ли прикидывается таким, желая избежать ответственности.

— А сколько осталось у нас заложников Витаутаса? — спросил комтура крепости стоявший возле окна великий магистр.

— Из важных — только князь Жигимантас ⁵⁷, брат Витаутаса.

— А смоленский князь?

— По твоему приказу, благородный брат, он перевезен в Юрбаркас вместе с князьями и боярами Белза ⁵⁸.

— А Юрбаркас?.. Ах да, Юрбаркас уже взят! — и великий магистр ордена с выражением скорби на лице махнул рукой и вышел.

— Хитрый лис, всех заложников выманил, — вздохнул один из вельмож.

— Я уже тогда писал великому магистру, что и княгиню не следует отпускать в Литву, но никто меня не послушался, и вот что получилось, — заметил рагайнский комтур.

— Скажи мне, брат Герман, — обратился к комтуру граф фон Плауэн, — ты говорил, что тебя отпустили с двенадцатью кнехтами, с тобой пришли пять, а где же остальные семь?

— Один сбежал, околдованный лесными духами; двое погибли в трясинах судувских лесов; одного задрал медведь; одного пронзил стрелой дикий человек, а двое заболели лихорадкой и остались на границе Пруссии.

— А как же вы нашли дорогу через судувские пущи?

— Шли без всякой дороги и только следили, чтобы утром солнце было позади нас, а на закате — спереди; в полдень, когда тень самая короткая, мы держались так, чтобы солнце светило нам прямо в левый бок. И вот за одиннадцать дней добрались до прусских земель.

— И все лесами? — спросил граф фон Плауэн.

— Все лесами, достопочтенный граф. Иногда целый день шли, словно по подземелью, и только забравшись на высокое дерево, видели небо и солнце… Страшные леса, достопочтенный граф.

— А людей в судувских лесах встречали, жилища видели?

— Кое-где встречали, но люди, завидев нас, сразу убегали в пущу. Хозяйства они никакого не ведут, только репу сажают. Промышляют охотой. В хижинах повсюду находили сушеное мясо, орехи, грибы и печеную репу. Люди, которых мы видели только издали, выглядят очень страшно: полуголые, волосатые, на голове колтун. Единственное их оружие — это лук или палица, а любимая еда — печеная репа. В одном месте нашли мы что-то похожее на избы. Оказывается, там живут егеря Витаутаса, но и они, завидев нас, вскочили на лошадей и удрали. Встречали и совсем диких людей… Однажды смотрим: в болоте что-то копошится; подходим ближе — голые ребятишки: грязные, волосатые, животы раздутые, лица опухшие. Увидели нас — и как начнут визжать. Из кустов выскочил сначала мужчина с огромным животом, потом толстая, с большими грудями, словно мешками, женщина, и сразу умчались в лес. А детишки тут же попрятались в болоте. Даже поймать ни одного не успели.