Переплет - [56]

– Альта! Ты меня слышала?

Мама взглянула на меня и нахмурилась.

– А ты почему не остановил ее, Эмметт? Где была твоя голова? Если бы ров оказался глубже…

– Все в порядке, мам, – отозвалась Альта. – Люциан же меня спас, верно?

– Да, хвала Всевышнему, но…

Альта закашлялась. Мама вскочила и склонилась над ней.

– Ах, моя милая. Дыши неглубоко и как можно медленнее. Вот так. Так-то лучше.

– Принесешь мне попить?

– Конечно. – Мама торопливо прошагала мимо меня, взглядом давая понять, что мне еще достанется.

Когда она ушла. Альта откинулась на подушки и закрыла глаза. От кашля ее щеки раскраснелись.

– Ну спасибо. Альта. Теперь они думают, что я во всем виноват. – Я вздохнул. – Серьезно, почему ты меня не послушала?

Она открыла глаза.

– Прости, Эм.

– Да уж!

– Но очень уж мне захотелось туда слазить.

– Хоть бы смотрела, куда идешь. И что тебя вообще на лед понесло? Я же говорил…

– Да знаю, знаю. – Она казалась рассеянной, точно в ушах ее играла музыка, слышная только ей. Склонив голову, сестрица обводила пальцем орнамент на одеяле.

– Так вот… – Я не знал, что еще сказать. Наклонился, пытаясь разглядеть ее лицо. – Альта?

– Я извинилась, Эмметт. – Она со вздохом взглянула на меня. – Оставь меня в покое, ладно, Эм? Я плохо себя чувствую. Кажется, простудилась.

– И кто в этом виноват?

– Почему ты не можешь со мной по-доброму? – Не успел я ответить, как она продолжила: – Дай мне отдохнуть, Эмметт. Я больше ничего сейчас не хочу. Я ведь могла умереть.

– Именно! Вот об этом я и…

– Тогда прекрати ко мне цепляться, ладно? Мне нужно время подумать. – Она повернулась на бок среди подушек, и теперь я видел только ее плечо и затылок. Ее коса расплелась.

– Ладно. – Я зашагал к двери. – Хорошо. Отдохни и подумай о своем глупом поведении.

– Никакое оно не глупое! Я просто решила, что он бросится меня спасать, и он так и сделал.

– Погоди, – опешил я, – что?

Она не ответила.

В два шага я пересек комнату и очутился у кровати. Схватил ее за плечо и повернул к себе лицом, не церемонясь.

– Ты это сделала нарочно? Чтобы он бросился тебя спасать?

Она вырвалась из моих рук.

– Эмметт! Тихо! Он же здесь, в доме!

– Какая разница! Ты вышла на нетвердый лед, рассчитывая, что какой-то надменный хлыщ, которого ты видишь впервые в жизни, вытащит тебя из воды? Не рассчитывая даже, а надеясь, что это произойдет, ведь точно ты знать не могла? Как тебе ума хватило? А если бы ты умерла? А если…

– Ш-ш-ш-ш… – прошептала она, встав на колени на кровати и вытаращив глаза. – Прошу, Эм, не надо.

Я глубоко вздохнул.

– Надеюсь, тебе приснится, что ты тонешь, – выпалил я, – и ты проснешься с криками, задыхаясь! Чтобы никогда – слышишь, никогда! – больше не думала так рисковать. Иначе я сам тебя прикончу.

– Ничего ты не понимаешь. Просто завидуешь, ведь Пераннон Купер не стала бы ради тебя бросаться в замерзшую речку!

Я поймал ее взгляд. Последовала пауза; хитрая улыбка снова заиграла на ее губах, неслышная мне таинственная музыка вновь зазвучала в ее голове.

Покрутив пальцем у виска, я подошел к окну, отодвинул штору и выглянул во двор. Было темно, не видно не зги, но в хлеву беспокойно мычали коровы. Альта их, само собой, не подоила. Над скатом крыши молотильни холодно мерцали звезды. Когда я успокоился и смог говорить ровно, я сказал ей:

– Не волнуйся. Я ничего не скажу маме с папой, – опустил штору и направился к двери.

– Эмметт, куда ты?

Я вышел и закрыл дверь, не дослушав ее. Мне было на что злиться; нити моего гнева скрутились в плотный узел, и пришлось упереться ладонями в стену, чтобы немного успокоиться. Перед глазами мелькали картины: Альта выходит на лед и проваливается; Дарне проносится мимо меня, полы его темного плаща развеваются. Даже сейчас, стоя в теплом свете лампы, заливающем ступени и слушая, как мама роется в шкафу с одеялами в конце коридора, я чувствовал холод, видел каменные стены и красное небо с рваными краями облаков. Я моргнул, отгоняя видение. На стене напротив панно, вышитое нашей двоюродной бабушкой Фрейей, напутствовало: «Прекрасна Дщерь Невинная в Скромности своей».

Мама окликнула меня поверх стопки одеял.

– Что ты здесь делаешь? Оставил Альту без присмотра?

– С ней все в порядке. – Громко топая, я спустился вниз по лестнице и зашел на кухню, но на пороге замер как вкопанный. У плиты стоял Дарне и рассеянно разглядывал одну из картинок на стене. Я сглотнул, вытаращившись на него и поразившись нахлынувшей ярости. Глядя на него, я мог думать только об Альте, провалившейся под лед, о том, как мои ноги скользили по льду, когда я пытался бежать ней. А ведь это он во всем виноват. И как он бросился к ней – машинально, не думая, словно имел на нее право…

Она могла бы умереть…

Он оглянулся, а когда увидел меня, изменился в лице так стремительно, что я даже не успел заметить, какое выражение было у него раньше. Стараясь сдержать гневные нотки в голосе, я спросил:

– Почему ты все еще здесь?

– Твой отец пошел искать мне плащ. Моя одежда промокла.

– На тебе моя рубашка.

– Ее дала мне твоя мать. Рубашка твоего отца была бы мне по колено.

Я продолжал таращиться на него. Дарне пожал плечами и повернулся к плите. Он оказался еще более худым, чем я думал: моя рубашка висела на нем мешком, воротник болтался, и я видел его верхние позвонки. Он смущенно переступил с ноги на ногу, точно почувствовав на себе мой взгляд.