Переписка - [27]
Как твое здоровье?
Мы остались на той же квартире.
Твой СЭ.
26 — VIII — 1934
Дорогая Лиленька,
Думаю, что письмо мое застанет тебя уже в Москве. Век не писал тебе и век от тебя ничего не имею. Надеюсь, что у тебя все благополучно и что за лето ты успела отдохнуть. Это лето для меня сложилось неожиданно хорошо. Смог поехать на месяц к друзьям в горы, в средневековое шато, в котором я уже несколько раз жил.[198]
Из замка вернулся не в Кламар, а к Марине, к<отор>ая сняла на лето избу верстах в десяти от Версаля. Здесь живу уже вторую неделю. Только ем, сплю, да хожу с Муром за грибами. Местность прекрасная — совсем русские поля и перелески. Грибов масса. Грибы сокращают вдвое наш кухонный бюджет. К нашему счастью французы почти все наши грибы считают за поганки и мы их (французов т. е.) не разубеждаем.
Читаю с тревогой по утрам французские газеты. Положение на Востоке все тревожней и тревожней. Начинаю ненавидеть японцев, как когда-то в детстве во время Японской войны. Здешние газеты, за исключением крайне-реакционных, в советско-японском конфликте держат сторону Советов. Вообще за последнее время (особенно после визита советских летчиков) отношение к Союзу резко изменилось в хорошую сторону. Эволюция проделанная Францией за последние два года в этом направлении необычайна. Литвинов[199] гениальный тактик. Это особенно видно, когда наблюдаешь за международной жизнью отсюда.
Почти все мои друзья уехали в Сов<етскую> Россию. Радуюсь за них и огорчаюсь за себя. Главная задержка семья, и не так семья в целом, как Марина. С нею ужасно трудно. Прямо не знаю, что и делать.
В каждом письме прошу тебя написать о Нюте, Вере, о детях. Почему ты молчишь? Ведь я о них ничего не знаю. Что делает Вера? Чем и как она живет? Где и как работает? Что Кот? Как в последнее время сложилась семейная жизнь Нюти?
Мне гораздо труднее тебе писать, п<отому> что весь круг мой тебе незнаком. А о личных своих делах вообще писать не люблю.
Пишу сейчас у постели Мура, к<отор>ый второй день как захворал. Кажется пустяки, хотя бурные. Вчера Т° была 39, а сегодня намного легче. Мур первый год как начал ходить в школу. Учится оч<ень> хорошо, первый в школе. Нравом он буен. Исключительно способен и умен. Ему, конечно, нужно ехать в С<оветскую> Россию. Здесь исковеркается.
Аля сейчас на берегу Океана. Дает уроки в семье немецких эмигрантов. При всех ее способностях ей приходится зарабатывать не гравюрой, как полагалось бы, а случайными работами не по специальности. Обидно. Радуюсь одному — летом ей удалось хорошо отдохнуть.
Видала ли в Москве Эренбурга? Повидай его непременно. Мне хочется от него по возвращении узнать о твоей жизни.
Я переехал на новую квартиру. Мой новый адрес: М-r Efron. 33 rue J. В. Potin. Vanves (Seine). Это тот же Кламар, но другой коммуны.
Пока, Лиленька, кончаю. Жду от тебя «быстрого и подробного». А пока целую крепко и люблю.
Твой С.
Пиши на Vanves. Если я не вернусь еще — письмо перешлют сюда.
30 — III — <19>35
Дорогая моя Лиленька,
Как дела? У меня все по-старому, если не считать гриппа, к<отор>ый меня измотал порядком.
Сегодня провожаю одного своего друга в Москву. От него узнаешь, как я живу и чем дышу.
Недавно читал в Правде отзыв о студии Завадского и думал о тебе. Удается ли тебе работать?
А ты знаешь, что помимо всего я организовал здесь театральную студию.[200] Через неделю первый открытый спектакль. Но все это не то, что хотелось бы.
Каждый раз я тебя спрашиваю, в чем ты нуждаешься? Очень прошу ответить. Недавно был случай, который я пропустил, п<отому> что не знал что тебе нужно. Сегодня могу послать только коробку сардинок (побаиваюсь, что передатчик слопает их дорогой).
Все мои друзья один за другим уезжают, а у меня семья на шее. Вот думаю отправить Алю. Она замечательная рисовальщица.
А с Мариной прямо зарез.
Пиши обо всех и поконкретнее.
В чем нуждаешься?!?!!!
Обнимаю
Твой С.
4 — ХII — <19>35
Дорогая моя Лиленька,
Получил твое огорчительное письмо. Я тебе пишу мало, но не так уж тебя «забываю», как ты думаешь. Во-первых, после твоего предпоследнего письма я послал тебе с одним отъезжавшим чулки и письмо. Очевидно ни тех, ни другого ты не получила. Во-вторых — к тебе должен был зайти еще один мой друг. Он не зашел. В-третьих, я просил о том же Пастернака, но Борис оказался невменяемым. Пишу обо всем этом, т. к. у тебя ложное отношение к моему малословию. Писать мне тебе трудно — это правда — и пишу я пусто — это тоже правда. Но причина этому никак не мое холоднодушие, а как раз наоборот. Нам нужно увидеться.
Сочувствую тебе горячо и кровно в твоих неудачах со съемкой, в твоей болезни. Мне почему-то кажется, что все у тебя должно измениться с моим приездом. Я все-таки много здоровее тебя. Я тоже перенес грипп, после которого чувствовал себя, как после тифа. Но через 5–6 дней я вполне оправился.
Твою карточку получил и на нее откликнулся не только письмом, но и своей карточкой. Неужели не получила?
Никакой насмешливости и иронии в моем письме не было и к твоему большому, больному и горячему сердцу иронически отнестись не мог. И ты, cвин, что так приняла тон моего письма. А главное — через несколько месяцев после получения.
