Перемирие - [17]

Сначала я злилась на себя за то, что согласилась пойти к ней и устроить весь этот цирк с переодеванием, но сейчас, раздеваясь и взглядывая на платье, лежавшее на спинке кресла, я вдруг испытала совершенно детское, веселое чувство. Мне было интересно, как я буду выглядеть в нем: ни разу в жизни я еще не надевала платья! Я просунула мокрую голову в вырез, выправила из-под ворота волосы, одернула на себе платье и огляделась в поисках зеркала — оно висело напротив меня, между двумя стеллажами, большое, в мой рост, в массивной позолоченной раме.

Ольса сидела в том самом кресле, в которое предлагала сесть мне. Я подошла к зеркалу. Бледненькое привидение с распущенными по плечам, потемневшими от влаги волосами, выглянуло оттуда и с любопытством уставилось на меня. Я остановилась, охваченная странным чувством. Это была не я. Это не могла быть я. Невысокая тоненькая девочка в слишком свободном и длинном для нее белом платье стояла там и смотрела на меня большими прозрачными глазами. Закудрявившиеся от влаги, золотистые колечки обрамляли тонкое невыразительное бледное лицо, какое-то и правда призрачное, словно с того света заглянувшее в это зеркало. Мне, в общем-то, не часто приходилось видеть себя в зеркале, и сейчас я была страшно удивлена своим видом: неужели это я? Эта бледненькая странная девушка, на вид совершенно изнеженная, словно в шелках и мехах выросшая — это я?

Я погладила отложной меховой воротник, манжеты из того же меха согревали озябшие руки: ах, какая прелесть был этот мех, шелковистый, длинный, абсолютно белый, без единого признака желтизны.

— Это зандский соболь, — сказала Ольса сзади.

— Красивое платье.

— Да, мне его шили к шестнадцатилетию, — сказала она довольно, — Так я ни разу и не надела его с тех пор, слишком уж быстро выросла из него. Так обидно было, оно мне ужасно нравилось.

"Приятно, наверное, носить такие вещи", — думала я между тем, поглаживая шелковистый мех. И ведь я могла бы носить такие наряды и жить точно такой же жизнью, это неминуемо должно было случиться со мной и случилось бы, если бы не случай. Или Судьба? Та самая Судьба с большой буквы?

Серая властительница, Лоретта Дарринг, поехала с визитом к лорду Марлону, властителю Южного Удела. Почему она взяла с собой внучку? Может быть, она просто не хотела расставаться с девочкой, особенно после нелепой гибели дочери и зятя? Да только Южный Удел — это уже Граница, и замок лорда Марлона расположен совсем близко от казарм Охотников. А во дворе казармы, на перевернутой бочке сидел пленный Ворон, ирис, младший офицер, худой, грязный, уже совершенно безучастный ко всему. Правая рука у него была отрублена по локоть, и культя была замотана грязной окровавленной тряпкой. Ворон сидел, сгорбившись, опустив растрепанную голову, и устало смотрел на свои пыльные сапоги. Маленькая внучка Лоретты Дарринг оглянулась на пленника, и что-то в ее лице, в ее глазах — не любопытство, не испуг, а словно бы узнавание — заставило одного из Охотников обратить на нее внимание. Это был хэрринг западного участка.

Он рассказывал мне эту историю, наверное, тысячу раз: гордился мной как своим личным достижением. Тогда редкие стычки на Границе начинали перерастать в настоящую войну, каждый Охотник был на счету, и пятилетний ребенок, который через десять-двенадцать лет стал бы рядовым, обладал для Охотников особой ценностью. За таким ребенком Охотники могли поехать даже на Север, к тому же по дате рождения девочки было ясно, что из нее выйдет не просто Охотник, но espero. По законам Охотники могли получить любого ребенка, и хотя нелегко было забрать внучку Серой властительницы, последнюю из знаменитого рода Даррингов, она все-таки досталась Охотникам. И превратилась в меня.

— Ты приехала поэтому? — спросила вдруг Ольса.

— Прости? — удивленно сказала я, но не обернулась.

— Ты приехала с пятеркой Охотников, — говорила Ольса своим резким голосом, — но здесь не Граница, и ты приехала не затем, чтобы навестить свою родину. Ты так и взвиваешься, стоит только напомнить о твоем происхождении. Так зачем ты здесь? И вдруг, откуда не возьмись, являются Вороны. Мне только одно приходит в голову: ты из-за них приехала. Разве не так?

— Как я, по-твоему, могла узнать, что они здесь появятся? — пробормотала я, не зная, как от нее отвязаться.

— Откуда я знаю? — сказала Ольса резко, — Но я не хочу, чтобы они были здесь! Я не…

В голосе снова послышались истерические нотки.

— А знаешь, — сказала я, оборачиваясь к ней, — знаешь, мне наплевать на твои желания. Я — тцаль Охотников, и хочешь ты того или нет, ты будешь мне подчиняться. Ты обязана подчиняться мне, и ты это прекрасно знаешь, хотя и не понимаешь по-настоящему.

— Я не обязана подчиняться даже князю Андраилу…

— Да какое мне дело до князя Андраила? Ты понимаешь хоть, что говоришь?.. Нет, ты не понимаешь. Ведь то, чем вы были шесть веков назад, это сейчас мы. Мы сейчас храним человеческую расу от вторжения нелюдей. И я, тцаль Охотников, тот самый человек, которому обязаны подчиняться все, кто встретиться мне на пути. Обязаны, слышишь? Потому что, не будь Охотников, завтра ты могла бы оказаться в загоне для женщин в вороньей деревне. А они с женщинами обращаются неважно, они держат их, как скот, и пользуются ими.