Переломленная судьба - [15]

Ван Чанчи с помощью бровей старался изменить свой взгляд, а Хуан Куй его подначивал:

— Еще злее.

Ван Чанчи скосил глаза сильнее, а Хуан Куй все не унимался:

— Еще злее.

И только когда Ван Чанчи почти свел глаза к переносице, Хуан Куй положил на стол правую руку и скомандовал:

— А теперь я — это твой враг.

Глядя на его мягкую «медвежью лапу», которая не раз дружески трепала его по голове, Ван Чанчи никак не мог заставить себя поднять нож и замахнуться.

— Легче сдохнуть, чем дать тебе поручение, — сказал Хуан Куй.

— Что поделать, не из того теста я сделан.

— Не стоит так легко сдаваться, — не отставал Хуан Куй. — Попробуй сделать это с закрытыми глазами.

Ван Чанчи закрыл глаза. Хуан Куй велел:

— Я уже убрал руку, руби наотмашь.

Ван Чанчи открыл глаза.

— Но ведь твоя рука еще здесь. Я чуть не рубанул.

— Нечего следить за моей рукой. Закрывай глаза.

Ван Чанчи снова закрыл глаза. Хуан Куй убрал руку и сказал:

— Руби.

— Прямо по-настоящему?

— Хватит трепаться!

Ван Чанчи стиснул зубы и решительно опустил нож, который тут же вонзился в столешницу. Хуан Куй сказал:

— Твоя задача — рубить, а я буду отвечать за то, чтобы вовремя убрать руку.

— То есть, мы просто его припугнем?

— Нет, иногда приходится пускать кровь по-настоящему, в противном случае нам перестанут возвращать долги.

Ван Чанчи понимающе кивнул.

— Хуан Куй! — неожиданно донесся до них чей-то знакомый голос.

Ван Чанчи посмотрел в сторону двери и резко напялил черные очки. Хуан Куй шикнул на него, чтобы тот молчал. Через порог переступила Лю Шуанцзюй. Словно муравей во время переезда, она тащила на спине баул, стул и еще толкала перед собой коляску с Ван Хуаем. Хуан Куй пошел навстречу и принял у нее вещи. Лю Шуанцзюй и Ван Хуай перевели дух, осмотрелись по сторонам, на какой-то момент задержали свои взгляды на Ван Чанчи, после чего уставились на Хуан Куя.

— Мы искали Чанчи и в Первой уездной школе, и во Второй, но нашли только этот стул. Ты не знаешь, куда он подевался? — спросил Ван Хуай.

— Он уехал на подработку.

— А почему нам не сказал?

— Просто еще ничего не заработал, вот и не хотел беспокоить.

— И куда он поехал?

— В центральный город провинции.

— У тебя есть его адрес?

— Нет.

Ван Хуай тяжело вздохнул, он был бледен как смерть, его грудь ходила ходуном. Лю Шуанцзюй погладила его по груди и дала попить. Он поперхнулся и зашелся в кашле. Лю Шуанцзюй стала бить его по спине. К этому моменту Ван Чанчи уже еле держался на ногах, в его носу нестерпимо щипало. Но он крепился изо всех сил, проверяя свое сердце на прочность. Ван Хуай по-деревенски грубо выругался и сказал:

— Я его просил хорошенько учиться, а он не послушал — ну куда это годится!

— Вот Ли Цзячэн[5], например, не кончал университетов и при этом как-то разбогател, — ответил на это Хуан Куй.

— То — Ли, а то — Ван, как можно сравнивать совершенно разных людей? — отреагировал Ван Хуай.

Лю Шуанцзюй открыла сумку и выложила на стол яйцо и батат.

— Яйцо от нашей собственной курицы, батат тоже с нашего огорода. Все это мы привезли для Чанчи, не думали, что он сбежал, — сказала Лю Шуанцзюй.

Хуан Куй почистил яйцо и откусил. В комнате сразу запахло чем-то по-особенному домашним, в нос ударил аромат деревни. Ван Чанчи сглотнул слюну, пересиливая себя. Ван Хуай тоже сглотнул слюну и сказал:

— Самим есть было жалко, для него вот припасли.

— Вы с Чанчи были в классе лучшими друзьями, — сказала Лю Шуанцзюй. — Увидев тебя, мы словно увидели его, так что если этот гостинец съешь ты, нам все равно будет приятно.

Хуан Куй с аппетитом уплетал гостинец, так что с его губ летели крошки. К глазам Ван Чанчи подступили слезы.

— Если он выйдет с тобой на связь, ты уж, пожалуйста, уговори его вернуться к учебе, умоляю тебя, — попросила Лю Шуанцзюй.

Хуан Куй кивнул, а Лю Шуанцзюй продолжала:

— На мне и свинья с курами, и готовка, и работа по хозяйству, и ремонт дома, но я никогда не жаловалась, что мне тяжко. Как представлю, что он в будущем выбьется в люди, так любые трудности готова вынести.

По щекам Ван Чанчи, щекоча, поползли слезы; почувствовав, что они вот-вот повиснут на подбородке, он украдкой смахнул их ладонью, которая тут же стала мокрой.

— Вот ведь какой никудышный уродился, лучше бы мне и вовсе его не знать, — подал голос Ван Хуай.

— Это ему тоже передать? — спросил Хуан Куй.

— Не надо, — вступила в разговор Лю Шуанцзюй. — Лучше скажи, что мы по нему соскучились. Если он и правда не хочет учиться, пусть возвращается домой, будет со мной работать в поле. Подрабатывать на чужбине не сладко, денег у него при себе нет, никого из родственников в городе тоже нет. Уж и не знаю, как он там живет, да и жив ли вообще…

Тут Ван Чанчи с грохотом повалился на колени и, крикнув: «Ма!», разрыдался. Лю Шуанцзюй и Ван Хуай от испуга остолбенели и недоуменно уставились на него. Ван Чанчи снял темные очки и, заливаясь слезами, запричитал:

— Это же я, ма…

На глазах Лю Шуанцзюй вмиг выступили слезы.

— Какое бесстыдство! — сказал Ван Хуай и закрыл глаза. Переждав, пока рыдания Ван Чанчи и Лю Шуанцзюй утихнут, он открыл глаза и сказал:

— Переодевайся.

Ван Чанчи нашел свою старую одежду, нырнул в туалет, переоделся и вышел.