Перелом. Часть 4 - [28]

Любой наш фронт, как бы он не был беден артиллерией, точно также мог бы сосредоточить в районе действий ударной группы фронта 150-200 орудий, обратив на это дело свой фронтовой артиллерийский резерв и взяв у ряда своих армий их армейские артиллерийские полки и хотя бы одну треть их дивизионной артиллерии. Сформированная таким образом группа артиллерии была бы вполне достаточна для того, чтобы взломать оборону противника в районе фронта. Если этого не делают наши фронты, то это происходит потому, что они недооценивают великое значение массированного артиллерийского огня для наступления пехоты.

"

Ну то есть часть проблем была выявлена и обозначена хотя бы на высоком уровне - пока еще не говорилось, а как командиры смогут перебросить артиллерию, если не хватает транспорта, как они сконцентрируют войска, если над ними постоянно висят немецкие самолеты а свои непонятно где, в конце концов - как произвести полноценную артподготовку или сопровождение пехоты артогнем, если в наличии есть только треть боекомплекта. Но какие-то подвижки все-таки уже начались, и приказ имел довольно деловой тон, без "малой кровью на чужой территории".

К сожалению, одной констатации было мало и дело шло не так быстро, как хотелось бы. Например, бронетанковые войска испытывали проблемы в течение всего сорок второго года. В начале 1942го года были проанализированы и ошибки в использовании танковых частей, эти ошибки были перечислены в приказе Ставки Верховного Главнокомандования "О боевом использовании танковых частей и соединений" за номером 057 от 22 января 1942 г. В приказе говорилось:

"Опыт войны показал, что в боевом использовании танковых войск все еще имеется ряд крупных недочетов, в результате которых наши части несут большие потери в танках и личном составе.

Излишние, ничем не оправдываемые потери при низком боевом эффекте в танковых войсках происходят потому, что:

1) До сих пор плохо организуется в бою взаимодействие пехоты с танковыми соединениями и частями, командиры пехоты ставят задачи не конкретно и наспех, пехота в наступлении отстает и не закрепляет захваченных танками рубежей, в обороне не прикрывает стоящие в засадах танки, а при отходе даже не предупреждает командиров танковых частей об изменении обстановки и бросает танки на произвол судьбы.

2) Атака танков не поддерживается нашим артиллерийским огнем, орудий сопровождения танков не используют, в результате чего боевые машины гибнут от огня противотанковой артиллерии противника.

3) Общевойсковые начальники крайне торопливы в использовании танковых соединений -- прямо с хода бросают их в бой, по частям, не отводя времени даже для производства элементарной разведки противника и местности.

4) Танковые части используются мелкими подразделениями, а иногда даже по одному танку, что приводит к распылению сил, потере связи выделенных танков со своей бригадой и невозможности материального обеспечения их в бою, причем пехотные командиры, решая узкие задачи своей части, используют эти мелкие группы танков в лобовых атаках, лишая их маневра, чем увеличивают потери боевых машин и личного состава.

5) Общевойсковые начальники плохо заботятся о техническом состоянии подчиненных им танковых частей -- производят частые переброски на большие расстояния своим ходом, самоустраняются от вопросов эвакуации аварийной материальной части с поля боя, ставят боевые задачи, не сообразуясь с количеством времени пребывания танков в бою без предупредительного ремонта, что в свою очередь увеличивает и без того большие потери в танках."

То есть приказ перечислял наиболее распространенные ошибки, сводил их в один список, чтобы сами командиры отслеживали свои действия и могли бы вовремя их подкорректировать. В этом был его однозначный плюс. Ну и заодно приказ вводил положение о необходимости разбирательств при неправильном использовании танков, что тоже важно - меньше возможностей спустить дело на тормозах. У нас-то эти положения были закреплены с самого начала, а формирование танко-пехотных подразделений, потом частей и соединений - изначально устраняло ситуации, когда танки остаются без пехоты - собственно, танки были таким же инструментом ведения боя, что и пехота, и оба этих средства были в руках одного командира, и он же отвечал за их бережное использование. Конечно, решение о такой организации подразделений у нас исходило из того, что первые два года нам придется лишь отбиваться да по мере сил перемалывать немецкие части. Это решение было исключительно и чисто моим, и первые полгода я его продавливал и защищал как мог - мои соратники все еще рассчитывали разбить врага могучим ударом на его территории, поэтому они ратовали за скорейшее создание крупных механизированных соединений по довоенным лекалам. К нашему же счастью, в эти самые первые полгода у нас просто не было столько техники, чтобы создавать такие соединения - техника расходилась по танко-пехотным ротам, затем - батальонам, и участвовала в отражении атак либо операциях с ограниченными целями - уничтожить немецкую роту, захватит узел дорог - глубина фронтовых операций редко когда составляла более десяти километров, а как правило не превышала двух-трех, край - пяти. И лишь когда нам удавалось случайно выйти на простор, в открытые тылы - тут уж я ратовал за максимально глубокое проникновение в захваченную фашистами территорию. Такое двуличие несколько путало моих соратников, но вместе с тем не позволяло им объединиться и переть на меня слитным фронтом, заставляя создавать эти самые танковые корпуса и даже армии - ведь глубокие операции проводились и без создание таких соединений - факт ? Факт. Ну а к весне сорок второго до нас дошли подтвержденные сведения, что и в РККА уже нет крупных танковых соединений - лишь танковые батальоны, максимум - бригады до сотни танков, и тема затихла сама собой - "Ну раз и теоретики отказались ...". Дело было, конечно, не в теории, а в нехватке танков. Впрочем, как мы, так и остальной Союз днями и ночами работали над этим вопросом - и не только на производстве, но и в части ремонта.