Перелом. Часть 1 - [9]

Так что в общем нам удавалось удерживать рокадное шоссе Брянск-Гомель — наша линия обороны проходила южнее него на расстоянии тридцать-шестьдесят километров и мы в общем оперативно купировали вклинения немцев в нашу оборону в том числе и за счет этой дороги, по которой можно было быстро перебрасывать подкрепления на критичные участки. Немцы также понимали ее стратегическую важность для нашей обороны, поэтому помимо наземного вели и мощное воздушное наступление, стараясь прекратить по ней всякое движение. Частично им это удалось. Мы построили вдоль дороги пункты ПВО, ее постоянно прикрывали несколько эскадрилий истребителей — и все-равно ежедневно на ней гибли люди, сгорали автомобили, повреждались мосты. Частично эти постоянные налеты компенсировались множеством локальных дорог, которые построили и еще продолжали строить наши дорожно-строительные части. С меньшей пропускной способностью, они тем не менее не позволяли немцам окончательно пресечь переброску грузов и войск на нужные участки. А само шоссе со временем стало эдакой приманкой для немецких истребителей. Мы все чаще стали пускать по ней замаскированные под грузовики ЗСУ — обшивали кабину и кузов листами брони, ставили ЗСУ под быстро скидываемым тентом — и зенитчики выезжали на ловлю живца, ежеминутно получая обстановку от многочисленных РЛС и поворачивая стволы в сторону наиболее вероятного появления немецких самолетов. Не всегда такие ловушки срабатывали, порой гибли люди, но в целом счет был в нашу пользу, и довольно весомо — на каждый подбитый псевдо-грузовик приходилось четыре с половиной сбитых самолета противника, так что уже к концу июля мы смогли уменьшить превосходство противника в воздухе, которого он достиг в самом начале наступления, когда сосредоточил против нас почти две тысячи истребителей и за неделю выбил почти все наши самолеты истребительной авиации. Так что у нас образовалось много безлошадных летчиков — так как бои проходили над нашей территорией, то выпрыгнувший с парашютом пилот гарантированно оставался в живых и мог вступить в строй — сразу или после лечения в госпитале — вдоль шоссе постоянно дежурили бригады скорой помощи, которые могли оказать экстренную медицинскую помощь, чем спасли немало жизней — не только летчиков, но и водителей, зенитчиков, пехотинцев.

И тут на арену наконец-то вышли Тигры. Когда у нас появились первые образцы подбитых машин, я вздохнул с облегчением. Они ничем не отличались от тех, что были в моей истории — сто миллиметров лобовой брони, калибр восемь-восемь, более пятидесяти тонн веса — немецкий инженерный гонор не позволил им создать машину, которая стала бы нам не по зубам. Ведь и мы, и, с нашей подачи, советские инженеры готовились к встрече с этой техникой. У нас уже год как были танки, способные бороться с Тиграми на равных — броня немного тоньше, но под большим углом, пушки того же калибра, масса меньше почти на двадцать тонн за счет меньших габаритов, за счет чего выше подвижность, а по проходимости Тигр и рядом не валялся. Справимся. Советские конструкторы и производственники тоже не ждали, пока их клюнет жареный петух — Т-34-85 с броней в семьдесят миллиметров и пушкой в восемьдесят пять миллиметров был достойным соперником Тигров. Наши точно так же, как и в РИ, не стали разворачивать мотор поперек корпуса, за счет чего его внутренние объемы использовались по-прежнему нерационально и вся конструкция вышла тяжеловатой и не позволяющей провести модернизацию. Зато по технологии и деталям во многом совпадала с тридцатьчетверкой — и тут вопросы технологии были далеко не на последнем месте, но в более хороших пропорциях. Да и СТЗ работал, что тоже помогло начать переход на новые танки.

В общем, сейчас у обоих фронтов была надежная техника, способная бороться с новыми немецкими танками. Вот только была она на северо-западном фронте — летом сорок третьего мы планировали совместными усилиями добить прибалтийскую группировку немцев. Видимо, опять не в этом году.

Но все-равно, Тигры ударили мощно. Немцы смогли стянуть в Орловский выступ почти двести Тигров и около семисот четверок и троек. И в начале августа эта лавина мощно проткнула нашу оборону и пошла заворачивать фронты и клепать котлы.

Это только кажется, что все поля — ровные. Когда стоишь сверху. Когда же ползешь по полю, тут то оно и приобретает объем. Спасительный объем. Небольшой холмик с травкой — и вот тебя уже не видно из танка, прущего за пятьдесят метров. Егор уже подготовил РПГ к стрельбе — откинул прицел, проверил нулевые установки — стрелять недалеко — откинул ножки и установил на них гранатомет — и удобнее сопровождать цель, и меньше устанешь пока ее ждешь, и граната не заденет стабилизаторами за землю. Сам тоже сместил туловище влево, убрав его с пути газов, которые вырвутся из трубы после выстрела. Теперь оставалось выбрать — куда именно стрелять. Борт почти по всей длине прикрыт стальным экраном — он заставит кумулятивную гранату сработать раньше времени, и к моменту подхода к бортовой плите струя уже достаточно сильно расфокусируется — скорее всего не пробьет, а только слизнет в нем несколько сантиметров стали, оставив неровную воронку с вывороченными краями. Этот вариант отпадает — туда если и стрелять, то уже только бронебойными, из пушки — она прошьет и экран, и броню, и пойдет гулять внутри, если не завязнет в моторе или не прошьет второй борт. Башня? Хорошо бы, да высоковато для его позиции — задний срез трубы будет почти у земли, при выстреле его подкинет и тогда граната просто не попадет в танк, а то и уткнется в землю прямо перед носом. Взорваться не взорвется — взрыватель взводится когда ракета начнет раскручиваться, а начинает она раскручиваться метров через двадцать после того как вылетит из РПГ. Но позиция будет раскрыта и придется сматываться. Остаются передние колеса — если обездвижить танк, то и он не выполнит своей задачи — ворваться в окопы и расстрелять защитников продольным огнем из пулеметов, и нашим по неподвижной цели будет удобнее стрелять. Так… ближний или дальний? Ближний — в него проще попасть, значит выше вероятность поражения. И уже нажимая на спусковой крючок, Егора пронзила мысль — дальний!!! — палец еще совершал движение, когда Егор незаметным доворотом тела изменил точку прицеливания и реактивная граната с громким хлопком ушла, чтобы через мгновение впиться в выступающую спереди бульбу трансмиссии левого переднего колеса. Танк словно натолкнулся на преграду, раздался хруст, и движение гусеницы вырвало колесо вместе с частью редуктора, разрушенного кумулятивной струей. Танк завернуло влево и он встал. "Да, вот почему надо в левый — сейчас бы он всеми стволами смотрел прямо на нас." — Егор вместе с напарником уже отползал от засвеченной позиции по неглубокой канавке. Бой наверху продолжался, а ему с напарником надо было не высовываясь проползти по этой канавке и юркнуть в узкий ход сообщения. Егор методично стелился по земле, вгрызаясь в нее локтями, коленями и носками сапог, как танк вгрызается в землю своими траками и неуязвимо движется вперед. Егор сейчас был таким же неуязвимым механизмом — его защищала сама земля и уверенность в своей неуязвимости. Он знал, что когда доберется до своих окопов, его будет трясти пять минут. Но так было и до боя, так было в каждый выход "в поле", и это проходило — надо только переждать, и колотун сначала чуть уменьшится, затем начнет прерываться и наконец по телу разольется ледяное спокойствие. Ему было даже непонятно, что именно больше нравилось — этот момент всемирной нирваны или тот миг экстаза, когда он удачно попадал в танк. Оба ощущения были хоть и по-разному, но хороши.