Перелет - [58]

— Как они относились к тем левым политикам, которые вошли в Венгерский фронт?

— Быть может, они и знали о существовании этой организации, но старались держаться подальше от нее, как от совершенно неизвестного фактора, который понять и оценить не могли. Все-таки они были военные. Я чувствовала, что из-за большой разницы в званиях они с подозрением относились и к твоему отцу.

— Часто ли бывали там советские офицеры?

— Как когда… Например, там постоянно бывал Володя, юный лейтенант. Мы очень симпатизировали друг другу. Володя выполнял роль переводчика при Беле Миклоше. Родом он был из Закарпатской Украины. Кажется, мать у него была венгеркой… Обычно те, у кого не было особых дел, приходили в салон, садились на кушетку в уголке и разговаривали. Именно там мне довелось беседовать с Гезой Телеки и неоднократно разговаривать по душам с Володей. Однажды после встречи с генералом Кузнецовым отец принес в «японский салон» новость о том, что русские ждут в Москву Лайоша Вереша и что из-за того, что написание фамилий венгерских генералов воспроизводилось кириллицей, вероятно, вышла путаница, ведь речь могла идти и о Яноше Вёрёше. И только сейчас выяснилось, что это совершенно разные люди! Все знали, что Лайош Вереш — антинемецки настроенный генерал-полковник из секейев[50] и что во время перехода Венгрии на сторону стран антигитлеровской коалиции он, будучи доверенным лицом наместника, должен был стать заместителем регента. Поскольку немцы к тому времени вывезли Хорти из Венгрии, в дальнейшем ходе переговоров Лайош Вереш, разумеется, должен был приниматься как серьезный партнер. Янош Вёрёш, бывший в Крепости 16 октября, знал, что Лайош Вереш был арестован немцами, но молчал, не пытаясь рассеять это недоразумение… Нам было ясно, что ключевой фигурой на самом деле является не Янош Вёрёш, а Лайош Вереш. И мы стали ждать прибытия генерала-секейя.

Но мы не могли знать, что в это время Лайош Вереш сидел в тюрьме на проспекте Маргит… Между прочим, генералы никак не могли понять, зачем отец взял с собой меня. Что может здесь делать женщина? Правда, жена Яноша Вёрёша тоже была в Москве, однако супружеская чета рассказывала о том, что они буквально выскользнули из рук гестапо… Генералы считали, что в салоне могут быть женщины-переводчицы: они работают. Но просто жена… Они и не подозревали, что я постоянно помогаю отцу, что мы распределяем между собой работу, что отец дает мне задания. А ведь иногда женщина имеет преимущество перед мужчинами, да еще военными, к тому же «официальными лицами».

— Ты без особой симпатии рассказываешь о генералах.

— Без особой симпатии?.. Кстати, к нам они тоже не питали теплых чувств. Нам же они вообще представлялись какими-то ископаемыми. Подумай сам, мы прибыли в Москву охваченные желанием действовать, надо ли говорить, что оба мы рисковали жизнью, и не только своей, но и жизнью детей. А у генералов в Москве мы не заметили ни желания действовать, ни принимать решения; «генеральский корпус» гадал, как развиваются события на родине, и проводил долгие зимние вечера за игрой в бридж, парясь в русской бане, просто ожидая, когда их «позовут». Отец однажды не выдержал и вспылил, когда кто-то из генералов заметил, что, дескать, неплохо бы доставить сюда «какого-нибудь политика…». Отец заявил, пусть, мол, они только скажут, кого им доставить, а он с Йошкой Тереком готов это сделать в течение сорока восьми часов… Кого они хотели бы видеть здесь? Тилди? Сакашича? Каллаи? Но генералы только хмыкали, бормотали, что это, дескать, рискованно, опасно, неопределенно, может быть, Сакашич «здесь пригодился бы, но кто такой Каллаи?»…Теперь ты меня понимаешь?

— Ты считаешь, что они должны были действовать решительнее?

— Несомненно, были б у них какие-то более конкретные представления, взгляды, пусть даже неверные, которые потом на родине пришлось бы корректировать, все равно к их мнению прислушались бы в гораздо большей степени, а так их просто оставили в покое, почти забыли о них. Даже мы однажды устроили «бунт». Было это еще в той самой небольшой квартирке, где нас поселили с отцом после прибытия в Москву. Его отвезли к Кузнецову, а потом нас больше не беспокоили. Поначалу мы думали о том, что идет выяснение, кто такие, как-никак мы явились без документов и письменных полномочий и могли утверждать все, что угодно. Хорошо. Но вот уже пошел четвертый день, и по-прежнему к нам никто не приходил. Тогда отец написал письмо, что он, мол, приехал в Москву не зимовать, а с определенной целью и. поэтому очень удивлен и т. д.

(Не забудь, что из дома выходить мы просто не могли. Не потому, что нас держали взаперти, а потому, что у отца с собой не было никакой другой одежды, кроме мундира. Было бы по крайней мере странно, если бы он отправился в нем разгуливать по московским улицам, где по-прежнему на каждом шагу, задрав стволы к небу, стояли зенитки…) На следующий день после того, как письмо было передано, у нас снова появился полковник в каракулевой папахе. Реакция на письмо была положительной. Нас вывели на прогулку, а когда отец попросил почитать газету, каждое утро в квартире стала появляться свежая «Правда». С той поры у нас пошли визиты и посещения: мы побывали у Белы Миклоша и Яноша Вёрёша, отец вел переговоры с Кузнецовым и т. д. Понятно, если человек беспокоится, подгоняет, торопит, значит, хочет действовать, и с ним имеет смысл работать.