Перелет - [23]

В один прекрасный день командира нашего корпуса вызвали в Будапешт. Вернувшись из Будапешта, вечером, после ужина, Ференц Фаркаш сказал: «Зайди ко мне, надо поговорить…»

Ференц Фаркаш вернулся в сильном возбуждении. Он сказал, что был на приеме у регента, что там шла речь об образовании «военного правительства» и что его, Фаркаша, прочат либо в премьер-министры, либо в министры культов. И; что, мол, ситуация очень серьезная. Может быть, в скором времени нам придется «вступить в переговоры с противником». И что, дескать, у него есть указание спросить у меня, возьмусь ли я за выполнение такого задания. То есть перейти к русским и провести переговоры…

Я поначалу очень удивился. Но дал краткий ответ: «Ваше превосходительство, если я получу такой приказ, то, разумеется…» Ведь приказ я обязан выполнять. На этом наш разговор тогда и закончился, я вернулся в свой кабинет. В это время с донесениями и распоряжениями на следующий день вошел твой отец. Я внезапно поймал себя на том, что не слушаю его. Я размышлял над словами командира корпуса. Я буду вести переговоры с русскими?

Но каким образом? И почему?

Я не для этого рожден, черт подери, я же солдат, а не дипломат!

Три дня кряду я никак не мог успокоиться.

В конце концов я осознал, что война вступила в такую фазу, когда пора садиться за стол переговоров. Между прочим, и мои впечатления, полученные на фронте, свидетельствовали о том же. Так постепенно внутренне я подготовил себя к этому шагу. (Я вижу, что ты удивлен… Конечно, с точки зрения сегодняшнего дня мои мучительные раздумья непонятны. Подумаешь, перейти к русским и вступить с ними в переговоры?! Ну, что тут такого?! Да, но решиться на это человеку, который всю свою сознательную жизнь прослужил в хортистской армии, было не таким уж простым и естественным делом…)

Я вполне серьезно утверждаю: если бы я внутренне не подготовил себя к этому шагу, если бы тогда у меня не состоялся разговор с Ференцем Фаркашем, позднее я бы не решился на переход к русским… Но после разговора с командиром корпуса я внутренне настроился на этот шаг, соблюдая, разумеется, строжайшую тайну…

После окончания войны я узнал уже здесь, в Будапеште, что все это заранее было обговорено с министром обороны Лайошем Чатаи. Более того, на фронт я попал (в качестве начальника штаба 6-го корпуса), чтобы постоянно быть под рукой во главе самого боеспособного корпуса… Между прочим, в свое время многие удивлялись (в том числе и я сам), зачем потребовалось отправлять меня на фронт? Ведь я был доверенным лицом самого министра обороны, скорее чиновником, нежели офицером, и вдруг — начальник штаба корпуса на фронте?! У меня не было никакого боевого опыта, никаких боевых заслуг… Теперь-то понятно, какие планы в отношении меня были у Чатаи.

Однако время шло, ничего не происходило, и я уже решил: выбор пал на кого-то другого, ведь никто мне ничего об этом не говорил. В это время произошло сражение под Станиславом,[32] где два корпуса нашей армии были разбиты Красной Армией. Уцелел только 6-й…

Однажды ночью меня разбудили для того, чтобы передать срочную телеграмму. В телеграмме было написано, что мне поручается возглавить штаб 1-й венгерской армии, причем через два дня, ровно в семь утра, следует прибыть в распоряжение командующего армией. Меня поразило содержание телеграммы. И назначение, и это самое «в семь часов утра…». Как это можно отдавать приказ начальнику штаба армии, чтобы тот минута в минуту являлся на доклад?

Ответ на свой вопрос я получил очень быстро. Буквально через несколько дней Берегфи удалили с поста командующего 1-й венгерской армией, а его место занял Бела Миклош. Последнему срочно требовался новый начальник штаба, и он обсуждал этот вопрос с министром обороны, который и предложил мою кандидатуру. Оба узнали о намерении немцев приставить к ненадежному, с их точки зрения, командующему армией своего генштабиста, и поэтому я должен прибыть туда скорее, чтобы опередить немца.

Так я стал начальником штаба армии.

Теперь я начал отчетливо сознавать: существует явная связь между моей отправкой на фронт, разговором с бывшим командиром корпуса Ференцем Фаркашем и моим новым назначением. Иначе я с моим небольшим опытом и невысоким званием вряд ли мог быть назначен на столь высокий пост.

Я оказался под командованием Белы Миклоша.

Я был знаком с ним еще со времен моего флигель-адъютантства. Семьями мы не дружили, но однажды все-таки обменялись взаимными визитами вежливости. Я знал, что он близок к регенту. Знал и то, что человек он замкнутый и крутой… Что болен тяжелой формой диабета. Однако это был образованный, обладающий широким кругозором генерал, настоящий командующий армией. Правда, о начале советско-венгерских переговоров о перемирии он тоже мне ничего не говорил.

Однако признаки, указывающие на них, были.

В один прекрасный день мне доложили, что русские неожиданно для всех отпустили трех венгерских пленных офицеров и нескольких солдат. Офицеры принесли с собой меморандум. В меморандуме написано, что пленные венгерские офицеры готовы сражаться против общего врага — немцев и ждут соответствующих действий венгерского правительства. Эти офицеры принесли с собой письмо, подписанное командующим 4-м Украинским фронтом генералом Петровым. В письме содержались точные сведения о направленных к нам бывших венгерских военнопленных, а также приветствия от генерала Петрова…