Перекресток для троих - [18]

МАРИНА ОСИПОВА

Ненависть, гадливость и разочарование - вот чувства, с какими я покидаю киностудию. Секрет моих удачных проб теперь не секрет: оказывается, дальновидный режиссер сумел разглядеть в актрисе Марине Осиповой перспективный образ своей новой любовницы. Подобные отношения как в искусстве, так и вне его неоригинальны, но мне от того не легче. Противно до холодной судороги. Хам! Мерзкая, по брови заросшая войлочной шерстью обезьяна с узким лобиком, одетая цивилизацией и связями в эффектные зарубежные тряпки, кое-что уяснившая в плане внешних приличий, кое в чем чудом поднаторевшая и после всего этого стремящаяся урвать банан пожирней, повкусней и чтоб не подавиться. Напрямик, естественно, сказано ничего не было, все на намеках, а в глубине маленьких, скользких глазок отчетливо мерцают жадность, масленая похоть, подлая, свирепая хитреца.

- Марина?

Передо мной автор сценария. Как его? Владимир. Этот куда симпатичнее. Внешне, по крайней мере. Мужчина, во всяком случае, а не просто мужского полу. Лицо грубоватое, резко очерченное, но красивое. Глаза прозрачно-злы, тоскливы, запойно-усталы, но, кажется, честные глаза.

- Вот эта растерзанная машина, - продолжает он низким, надрывным чуть голосом, - в состоянии доставить вас куда только потребуется. Кстати. Может, по чашечке кофе за знакомство? Есть тут поблизости ресторанчик...

Поскольку расположен ресторанчик на отшибе, а день пока лишь на переломе к вечеру, мы оказываемся среди пустыни белых скатертей. Официантка, приметив мое лицо, является немедленно, светясь доброжелательностью и готовностью всяческой. Официанты почему-то любят артистов. Очевидно, в наших профессиях много общего.

- Поесть, - говорит Володя, и тут же косой взгляд его срезает мои возражения. - Кофе. И... что у вас - портвейн-глинтвейн? Ясно. Бутылку шампанского.

Официантка, понимающе улыбаясь, скрывается.

- Но я не пью, сегодня спектакль! - уверяю я, но он просто и дружески накрывает мою руку своей, перебивая:

- Ты, кажется, подзадержалась у режиссера? И что же сказала тебе эта пантера?

- Н-ну...

- Уладим! - рубит он воздух ребром ладони. Лукаво недоумевать? Глупо.

- Спасибо.

Мы пьем шампанское. Я мигом косею. И предлагаю тост:

- За фильм!

- За тебя! - смеется он тоскливыми глазами. - За фильм мне неудобно. Даже перед собой. Я ведь, - усмехается легонько, - поэт. Стихами не известный, возможно, никчемный, потому как кто поэт - копеечной сатиркой не грешит, но все-таки... имеющий определенные поползновения к творчеству, а не к халтуре, занимаюсь коей. За тебя! - Он поднимает бокал. В резной хрустальной грани дрожит фиолетовый зайчик.

- А чем творчество отличается от халтуры? - вопрошаю я. Люблю риторические вопросы. Порой на них получаешь парадоксальные ответы. Как правило, от умных. Но случается, и от дураков тоже.

- Творчество? - вздыхает Володя в раздумье. - Это самоутверждение через самопознание. И еще. Желание продлить жизнь. Ну... зацепиться в ней на подольше. А халтура - она без сверхзадачи. Нет?

- Да, - улыбаюсь я, не слишком, впрочем, и вдумываясь в его слова. Мне хмельно и приятно. Я отдыхаю. Редко встречаются мне люди, с кем отдыхаешь вот так - бездумно-весело.

Приятный парень. Не зануда. Дерганый только. Что-то его грызет. Но такие, по-моему, слабы и ненадежны лишь перед судом себя самого. И у других уверенности не занимают. Зато с кем угодно уверенностью этой поделятся.

Мы сидим, болтая о пустяках, покуда не замечаю, что ресторан - битком, музыка серебряным дождем осыпается в зал с эстрады, в окне - синяя тушь и до спектакля полчаса.

- Спектакль! - ахаю я.

- Обсчитайте нас, пожалуйста, - мило шутит Володя с официанткой, и мы опрометью вылетаем к машине.

"Жигули" срываются с места так, что меня вдавливает в сиденье. Смотрю на спидометр: что-то около сотни... И это - в гололед! Несколько раз чудится, что авария неминуема. Мы ныряем в умопомрачительные по узости просветы между грузовиками, машину заносит на поворотах, и я подмечаю, как кое-кто из прохожих при взгляде на нас покручивает пальцем около виска. Однако не могу сказать ни слова, хотя и следовало бы.

Когда до театра остается один квартал, а до начала спектакля пятнадцать минут, набираюсь духа, робко советуя:

- Время есть... Может, потише? И тут же - милицейский свисток.

- Машина бита, водитель навеселе, нарушение явное. - Он поворачивает ко мне ковбойское, озорное лицо. - Так что проигнорируем. Тут есть проездик... Прямо к театру с тыла. Устроит?

Меня устроит все - лишь бы благополучно... Мы скрываемся в извилистом переулке, но сзади взвывает сирена, в спину упирается свет фар, и властный голос гремит из динамика:

- Водитель автомобиля номер ноль пять - тридцать два...

Я мертвею от страха. С детства боюсь милиции. Даже когда сталкиваюсь с ней по вопросам прописки, и то не по себе... А тут ощущаю себя пойманной рецидивисткой, не меньше.

- Уйдем, - говорит Вова беспечно - и стонет от досады: переулок пересечен канавой.

Свет фар сзади приближается, становясь нестерпимым.

- Ну вот что, - гася фонари, решает он. - Сейчас у тебя будет разминка перед спектаклем. Мини-сценка. Мы - влюбленные. Понимаешь?