Перекресток для троих - [16]

Готовлюсь забраться в машину, но тут замечаю, что крышка багажника странным образом вздыблена... Тоскливо заползает в глубь живота предчувствие беды. Заглядываю назад. Бампер расплющен и вдавлен в заднюю панель. Крыло съежилось гармошкой. Крышка багажника - горбом. Фонарь - вдребезги. Свежий снежок запорошил следы, однако понятно, что ночью здесь разворачивался лихой грузовичок. Вызываю ГАИ. Составляется протокол. Машина застрахована, но инспектор, соболезнуя, говорит, что случай туманный и рассчитывать на возмещение расходов по ремонту за счет Госстраха - вопрос и ответ. Жена, ребенок, теща и тесть, наспех накинув шубейки, выходят на улицу и читают мне нравоучения номер два. Относительно шикарного теплого гаража и моей лени ставить туда каждый раз машину. Они правы, хотя я и огрызаюсь. Сын Коленька, обожающий автомобили, а мой - более всех, смотрит на него и на меня с искренним сочувствием, за что в душе моей его художества наполовину прощаются. Инспектор застегивает планшет и удаляется, рекомендуя до ремонта на машине по городу не выступать, иначе - до свидания, номера! Но ехать мне надо - сегодня масса дел, и, уповая на трамвай, с ними не справиться. Я пускаю движок и некоторое время сижу пригорюнившись. В довершение всех бед не хватает одной - чтобы зарубили таких мук стоившую передачку.

Стук в стекло. Сосед по дому, он же сосед по гаражу - Игорек Егоров. В недавнем прошлом - демобилизованный воин. Отношения у нас самые приятельские. В школьные годы, если верить жене, Игорек за ней что-то такое - волочился, одним словом, собака. И вероятно, зря он не продолжил это дело всерьез - сейчас бы я мог быть счастлив, кто знает?

Даю комментарии по ситуации, воспринимаемые им довольно равнодушно. Поначалу уязвляюсь его черствостью, но затем сообщается, что ныне Игорь служащий Госстраха, причем по профилю непосредственно меня волнующему - оценке аварий.

Мне гарантируется полное возмещение убытков. После же осмотра так называемых скрытых повреждений первоначально намеченная сумма компенсации волшебно удваивается. Если настроение человеческое и мое, в частности, измерять приборами, то стрелки их, заклиненные в нуле, резво бы поднялись вверх.

- Теперь ремонт, - говорит Игорь, лузгая семечки. - Крыло правится, панель тянется, бампер покупается, крышка багажника меняется, краска белая имеется. Два дня работы, готовь три сотни.

Выходит, от аварии я не пострадал, а напротив. Благодетель сосед доставляется мною в свою страховую контору, а сам я, скрываясь от постовых в дружном потоке автотранспорта, следую на радио.

Посередине проспекта торчит машина ГАИ, но инспекторы внимания на меня не обращают, занимаясь другими бедолагами, сокрушенно топчущимися возле столкнувшихся автомобилей. Одна машина, успеваю заметить, имеет номер серии МНИ - в нее врезались, другая - МНУ. Этот автодорожный казус выжимает из меня первую за день улыбочку.

На радио получаю пропуск в окошечке и поднимаюсь к Сержику Трюфину. Мы сразу идем в буфет, берем по чашечке кофе, обсуждаем, что придется, выкуриваем по паре сигарет на черной лестнице, где заодно происходит и читка моей свежеиспеченной передачки. Вымарывается две фразы, где фигурируют термины "хрустальная люстра" и "колбаса". Термины, посвящает меня Сержик в служебный секрет, находятся в списке запрещенных радиотелевизионной цензурой тем. Хрусталь - это, дескать, пропаганда роскоши и мещанства, неприемлемых для строителей коммунизма, а колбасы в стране не хватает, и потому возможны негативные подсознательные реакции у множества слушателей, кому колбасу заменяет картошка. Кстати, кормят на радио буквально за гроши так, как на месячную зарплату идеологического работника Сержика не пообедаешь в самых роскошных ресторанах. Лично я, дабы перекусить в здешней ведомственной столовой, порой пилю через весь город, пару раз в неделю устраивая себе пиры горой.

Далее передачку просматривает шеф и выносит окончательный приговор: "Пойдет". Шеф также ставит мне в вину, что пишу я для них редко, а хотелось, чтобы почаще, я обещаю, что будем стараться, глупо улыбаюсь и сматываюсь наконец. Сам же решаю: пока эта писанина не выела мозги и не испортила перо, надо кончать! Любая работа по жестко заданной программе для художника все равно что низкооктановый, экономичный бензинчик для двигателя, рассчитанного на высокую степень сжатия. И хотя на дешевом горючем движок тоже тянет, все равно до срока запорется. Постоянно выгадывая на мелочах, всегда проиграешь в главном. Но движок-то ладно, железо; капремонт - и нет проблем, а вот если себя запорешь - хана, это, как говорится, восстановлению не подлежит.

Разворачиваюсь, пропуская мимо ушей свисток постового - не расслышал, дескать, и юлю переулками от возможного преследования в сторону института. Я студент последнего курса заочного отделения. Образование ввиду преклонности лет мне давно бы пора завершить, но на это всю жизнь не хватает времени. Сегодня день сдачи "хвостов". У меня "хвост" по зарубежной литературе. За прошлый год. "Хвост" единственный, но, если сегодня от него не освобожусь, деканат примет суровые меры. Сказали - вплоть до исключения.