Перекресток. Частный случай - [187]

— Да, мы с Векслером виделись незадолго до его отъезда. Он вечером позвонил мне, сказал, что уезжает, и пригласил с ним поужинать… там, в гостинице. Ну туда я не захотел… Поэтому просто прошвырнулись по улицам, он сказал, что хочет на прощание Невский посмотреть.

— Вадим Николаевич, а почему, собственно, вы отказались от его приглашения?

— Да ну… — Вадим сделал неопределенный жест. — Туда ведь так просто не зайдешь, он-то сказал, что встретит — вместе с ним, мол, пропустят, а это как-то… противно. Все равно что мясо с черного хода покупать, через подсобку.

— Какое мясо? — не понял капитан.

— Ну обычное — по знакомству. Жена, помню, меня все гоняла к какому-то знакомому мяснику… Что, мол, такого, все умные люди так делают. Делают, конечно, кто же спорит. А к Векслеру я тогда не только поэтому не пошел. Мне в тот день пить не хотелось — вернее, нельзя было. Настроение было такое хандрозное, что непременно напился бы, а этого я боюсь. У меня отец из-за этого пропал, так я уж стараюсь…

— Да, я понимаю, — сказал капитан сочувственно. — А что, у вас в тот день неприятности какие-нибудь были?

— Да нет, ерунда, в сущности. Вернули из редакции два моих рассказа, а я заранее решил почему-то, что их возьмут. Бывает так, сдуру вобьешь себе что-нибудь в голову, и сам поверишь. Потом, конечно, расстраиваешься. Но это ерунда, — повторил он. — Чего там… Обычное дело.

— А что, с тех пор Векслер не давал о себе знать?

— Да нет, мы не договаривались насчет переписки, так что я и не ждал… привет мне от него передавали, приезжала тут одна…

— И что же она о нем говорила?

— Да о нем самом, собственно, ничего. Она славистка, занимается современной советской литературой, вот он ей и порекомендовал со мной повидаться. Ну, мы встретились, поговорили, она попросила кое-что почитать… из моего.

— И вы дали?

— Да… пару рассказиков.

— Так-так… Вадим Николаевич, вы не припомните — в тот вечер, когда Векслер вас хотел к себе пригласить, вы не говорили ему насчет того, что рассказы ваши не взяли? Вы ведь узнали об этом именно в тот день, да?

— Да, я с базы приехал… как раз пятница была… и нашел письмо из журнала. А потом он позвонил. Насчет того, говорил ли… — Вадим помолчал, делая вид, что припоминает, и быстро прикинул, как лучше ответить, пожалуй, все-таки лучше держаться поближе к правде, а то заврешься так, что и сам не заметишь. — Наверное, сказал. Да, точно — он меня еще, помню, спросил, что это у меня такое настроение, и я сказал, что опять осечка с публикацией.

— А он что же? Просто удовольствовался ответом или подхватил тему, стал как-то ее развивать?

— Нет, ну… я уж точно не помню сейчас, но какой-то разговор был. Насчет Хемингуэя он рассказал…

— Хемингуэя?

— Да, или кого-то другого из западных писателей, современных, — он сам точно не знал — ну, что в молодости тоже все отказы получал из редакций, а потом признали, стали печатать.

— В каком же смысле он вам это рассказал, как вы думаете: чтобы вы не очень огорчались — все, мол, начинают трудно, или в том смысле, что все-таки там пробиться легче?

— Скорее в первом, я думаю. Он сказал потом, правда, что с западными издателями легче иметь дело, потому что они все разные — можно выбрать, кому что нравится. А здесь у нас, мол, от автора всюду требуется одно и то же, поэтому: или — или.

— В смысле — или приспосабливайся к требованиям, или не печатайся?

— Примерно так, да.

— Вам самому, Вадим Николаевич, такая картина представляется верной или искаженной?

Вадим подумал, пожал плечами.

— Я ведь о положении там могу только с чужих слов судить…

— Ну а здесь?

— Здесь? — Вадим опять помолчал. — Я думаю, приблизительно так дело и обстоит. Именно приблизительно, потому что есть, конечно, нюансы, которых со стороны, может, и не видно. Ну, скажем, такая штука, как знакомства. Или известность, знаменитое имя. К тем, конечно, требования другие… Даже не сами требования, а — как бы это выразиться? — варианты их понимания, что ли. Или толкования. Возьмите, например, Катаева с этим его «мовизмом»; ну кому, кроме Катаева, дали бы такое напечатать? Положим, это штука старая, еще римляне говорили: Юпитеру можно, а быку нельзя. На это-то обижаться глупо…

— А на что — не глупо?

— Вы правы, наверное, чувство обиды всегда возникает от наивности какой-то, что ли.

— Я, Вадим Николаевич, этого не утверждаю, — возразил капитан. — Никогда не смотрел на вещи так мрачно, даже в вашем возрасте. Векслер, значит, сказал, что на Западе печататься легче…

— Да, он вообще сказал, в принципе.

— Я понимаю. Скажите, а… при разговоре с ним или вот теперь — с этой его знакомой, что привет привезла, у вас не сложилось впечатления, что вам могут предложить сотрудничество в каких-нибудь тамошних изданиях?

— В смысле — эмигрантских?

— Ну естественно.

— Пожалуй, н-нет, не думаю… Может, я просто не обратил внимания. Сейчас, когда вы спросили — черт его знает, может, он и подводил разговор к этому?.. Ну вот когда говорил насчет издателей, что с ними, мол, там легче иметь дело.

— Возможно, — согласился капитан. — Но никаких конкретных предложений — так вот, прямо, — вам не делали?