Перекрестки - [61]

— Сошо, — бросила гиганту стоявшая рядом с Тони Бабушка, — Вакипайан! — Судя по ее тону, эти странные слова не были ласковыми. Тони был благодарен ей за заступничество.

— А ты кто такой? — грозно спросил он гиганта.

— Ну-ну, мистер Спенсер, — засмеялся тот, сложив руки на своей огромной груди. — Уж меня-то вы знаете. Я воплощение того, каким вы хотели и надеялись стать. Это вы с помощью ваших благодетелей создали меня. Вы кормили меня и одевали, и постепенно я стал даже крупнее и мощнее, чем вы предполагали, а теперь уже я создаю вас. Я появился на свет, потому что вы крайне нуждались во мне, и я был вашим должником, причем прилежным: я не только долг выплатил, но во много раз больше добавил. И теперь я не нуждаюсь в вас, я существую без вашей поддержки. Я сильнее вас!

— Так уходи! Если ты больше не нуждаешься во мне, собирай свои манатки и мотай отсюда. И дружков своих прихвати.

Большому Тони это показалось забавным.

— Я не могу этого сделать, мистер Спенсер. Здесь мое жилье, здесь дело всей моей жизни. Вы, возможно, основали эту территорию, но застроили-то ее мы. Когда-то давным-давно вы дали нам право жить здесь, продали мне принадлежавшее вам по рождению право в обмен на надежность и безопасность существования. Так что мы вам нужны.

— Надежность и безопасность? — возмутился Тони. — Неудачная шутка! Никогда я не знал ни того ни другого.

— Ах, мистер Спенсер, дело ведь не в этом, — проповедовал его собеседник монотонным и почти гипнотизирующим голосом. — Дело не в том, были ли в вашей жизни надежность и безопасность, а в том, что вы верили, что они были. Вы обладаете замечательной способностью творить реальность из страдания и мечты, из надежды и отчаяния, создавать Бога из своего внутреннего мира. Мы просто направляли вас, подсказывали, что вам нужно, чтобы реализовать ваш потенциал и развить воображение, с помощью которого вы могли управлять своим миром. Вы выжили в жестоком и бессердечном мире благодаря мне.

— Однако… — начал Тони.

— Энтони, если бы не я, — прервал его Большой Тони, сделав шаг вперед, — вы были бы мертвы. Я спас вашу жалкую жизнь. Когда вы хотели покончить с собой, я уговорил вас не делать этого. Я, собственно говоря, владею вами! Без меня вы ни на что не способны.

У Тони подкашивались ноги, словно он балансировал на краю пропасти. Он повернулся к Бабушке, но та буквально таяла в воздухе, от нее остались лишь смутные очертания. Глаза Тони словно пеленой заволокло, и все, что было ясно и осязаемо в последние дни, потеряло и яркость, и ясность. Из земли просачивались струи темного яда, они поднимались вверх и опутывали его, подобно нитям, прикрепленным к марионетке, ограничивая способность ясно видеть и мыслить. Отчаяние с жадностью поглощало чувствительные участки его сердца, которые начали было просыпаться к жизни, и засасывало их в колодец глубочайшего одиночества, который всегда был готов разверзнуться у него под ногами. Бабушка исчезла. Тони остался один и практически ничего не видел.

Тут он почувствовал на своем лице движение воздуха, овеявшее его опьяняющей сладостью. Этот аромат вытеснил вонь, казалось пропитавшую все вокруг. И затем Тони услышал шепот:

— Ты совсем один, Тони, и ничего другого ты не заслуживаешь. Было бы лучше, если бы ты вообще не родился.

«Это правда», — подумал Тони. Он был одинок — и поделом ему. Он уничтожил любовь всех, кто ее предлагал ему, и теперь иначе, как живым трупом, его нельзя было назвать. Сознание этого ощущалось им как крушение последних оборонительных сооружений. Страх ледяными пальцами сдавил ему грудь, проникая сквозь тело до самого сердца, и сжимал его, пока оно не остановилось. Тони словно окаменел, не в силах сопротивляться.

Но тут он услышал вдали смех и пение какой-то маленькой девочки. Звук приближался. Тони не мог двинуться с места и почти не мог дышать. Вряд ли девочка найдет его в этой кромешной тьме, она даже не догадается, что здесь кто-то есть. «Пожалуйста, помоги ей найти меня», — обратился Тони к Богу.

Пение приближалось, и вот девочка предстала перед Тони. Ей было лет шесть, ее черные как вороново крыло волосы были убраны с гладкого лба оливкового цвета и удерживались венком из маленьких белых цветов; белый триллиум был заложен за одно ухо. У нее были удивительные карие глаза, с лица не сходила улыбка.

Итак, Тони уже не один, она нашла его. Он испытал облегчение, напряжение в его груди начало ослабевать, он стал дышать глубже. «Но я не могу говорить», — подумал он.

Девочка лучезарно ему улыбнулась.

— Я знаю, мистер Тони, — сказала она со смехом, — но иногда мысли важнее слов.

Тони почувствовал, что улыбается в ответ, и подумал: «Где я?»

— Да, где мы, мистер Тони? Мы не одни здесь. — Девочка крутанулась, ее сине-зеленое платье с цветочками колыхнулось, затем она медленно склонилась в глубоком поклоне, как на сцене. От нее исходило тепло невинности, и Тони почувствовал, как тает ледяная корка, сковывавшая его. Ему хотелось рассмеяться, но он не мог.

«Где же мы все-таки?» — опять пришла мысль.

— Кто вы, мистер Тони? — спросила девочка и по-детски склонила голову набок, ожидая ответа.