Перекрестки - [23]

— Ты хочешь сказать, что не знаешь, почему я здесь? — с удивлением спросил Тони.

— Нет! Папа не объяснил. — Иисус наклонился к Тони, словно желая поделиться секретом. — Он знает, что я люблю сюрпризы.

— Постой. Вроде бы считается, что ты Бог.

— Не считается, а так и есть.

— Как тогда может быть, что ты не знаешь, почему я здесь?

— Я же сказал, папа меня не предупредил о твоем приходе.

— Но если ты Бог, ты же должен знать все.

— Я и знаю.

— Но ты только что сказал, что не знаешь…

— Тони, — прервал его Иисус. — Ты рассматриваешь все явления как независимые и изолированные, вне всякой связи между ними. Ответы на твои вопросы покажутся тебе бессмысленными и окончательно запутают, потому что у тебя нет даже системы координат, в которой их можно осмыслить.

Тони лишь кивал, явно ничего не понимая, как и предвидел Иисус.

— Я, оставаясь Богом, стал в то же время и человеком. И, что самое удивительное, не просто вышел на сцену как новый актер, изображающий нового персонажа, — я стал человеком в полном смысле слова, вечной реальностью. При этом я остаюсь также в полном смысле и Богом, Создателем. С самого начала творения внутри меня существует весь космос, включая тебя и все остальное; я удерживаю и поддерживаю его — даже сейчас, в данный момент. А смерть никогда ничего не создает и не поддерживает.

Тони тряс головой, пытаясь понять, что говорит Иисус, и в то же время внутренне сопротивляясь этому.

— Поэтому я мог бы, как Бог, узнать, почему ты здесь, но не хочу нарушать отношений, установившихся между мной и Отцом. Он не сказал мне этого, и я доверяю ему: если это будет для меня важно, он скажет. А до тех пор, сохраняя свою веру и доверие, я буду существовать вместе с тобой в реальном времени и пространстве. Посмотрим, какие сюрпризы заготовил для нас папа.

— Нет, это ни что не похоже! — вскричал Тони, вскинув руки. — У меня голова раскалывается.

— Но это был самый легкий ответ, какой я мог тебе дать, — усмехнулся Иисус. — Я надеялся, что ты увидишь в происходящем хоть какой-то смысл.

— Вот спасибо! — огрызнулся Тони. — Ну хорошо, ясно по крайней мере одно, если я тебя правильно понял: ты Бог, но не знаешь, почему я здесь.

— Именно. Но мой папа и Святой Дух знают, и, если будет необходимость, я узнаю тоже.

Тони поднялся на ноги и отряхнулся, но голова у него по-прежнему шла кругом. Как могло все это быть проекцией его бессознательного? Они говорили о вещах, которые Тони никогда в голову не приходили. Осмыслить это было невозможно. Между тем собеседники медленно продолжили свой путь вверх по склону.

— Я все же хочу разобраться, — сказал Тони. — Есть Бог Отец, твой папа. А ты, значит, Бог Сын?

— И еще есть Святой Дух, — напомнил Иисус.

— А это кто такой?

— Бог.

— Мы ведь говорим о христианском боге, так? Получается, что тот, кто верит в тебя, верит в трех богов? Христиане разве не монотеисты?

— Во-первых, помимо христиан, существует масса людей, которые верят в меня. Вера — это деятельность, а не принадлежность к какой-то категории. Христиане появились всего каких-нибудь две тысячи лет назад. И они монотеисты.

Иисус опять остановился и повернулся к Тони, желая подчеркнуть, что собирается сказать нечто важное.

— Слушай внимательно, Тони. Существует только один… запомни, только один Бог. В своем стремлении к независимости люди напустили столько тумана, что не видят самых простых вещей. Итак, прежде всего: Бог один. Люди расходятся в понимании деталей, это важно и полно глубокого смысла. Однако и все иудейские секты, и христиане самых разных мастей, и мусульмане во всем их многообразии — все сходятся в одном: есть только один Бог. Не два, не три или больше, а один.

— Но ведь ты сказал… — начал было Тони, но Иисус остановил его, подняв руку.

— Первыми это внятно выразили в шеме, своем символе веры, иудеи: «Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь един есть». Но иудейские священные книги говорят об этом едином Боге во множественном числе. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему». И тут нет никакого противоречия тому факту, что Бог един: просто понятие «единства» толковалось расширенно. В сознании иудеев укоренилось представление о том, что по существу — я неслучайно употребляю это слово — по существу «единый» был неповторим и вместе с тем представлял множество, сообщество.

— Но как же…

И опять Иисус утихомирил Тони, подняв руку.

— Это, конечно, большое упрощение, но в целом можно сказать, что древние греки, которых я нежно люблю, особенно начиная с Платона и Аристотеля, заставили весь мир задуматься о едином Боге. Однако они не рассматривали его как множество и предпочитали говорить о неделимом единичном явлении за пределами всего бытия и всех связей, о некой неподвижной движущей силе, безличной и недоступной, но имеющей добрые намерения, что бы это ни значило. И тут появляюсь я — никоим образом не в отрицание шемы, а в развитие ее. Я объясняю как можно проще: «Мы с Отцом едины, и мы есть благо» — декларация о намерениях, так сказать. Как ты, возможно, знаешь, это всех устроило, у верующих появились наконец четкие доктрины и идеологии, и они зажили вполне счастливо…