Передает «Боевой» - [18]

— Мне хочется сказать, господин Прасолов… Я знаком с дипломатами из десятков стран Среднего и Ближнего Востока… и могу утверждать, что девяносто процентов из них испытывают леденящий душу страх…

Дипломат подробно рассказал о практике полицейских в ближневосточных странах, о дипломатических шагах правительств, о заговорах против компартий. Он не скрывал ничего из известных и неизвестных намерений шахов, королей, послов, генералов. Говорил с раздражением о ходах гитлеровской дипломатии, о своих действиях и целях.

Приятно удивленный Прасолов вдруг вставил:

— Я бы отправил вас в тюрьму за подобную откровенность, господин Пеев.

— Не вижу более подходящего места для честных людей. Вне тюрьмы сейчас или те, кто не пошел по новому пути, или те, кто продался Германии.

Прасолов кивнул и прошептал:

— Торговля совестью называется здесь патриотизмом.

— Знаю, знаю. Но знаю и еще кое-что: этот патриотизм очень скоро доведет мою родину до нового Нёйиского договора[2] или принудит патриарха Евтимия снова отправиться босиком в свое заточение. Я не согласен быть соучастником погребения Болгарии.

— Возможно, что и зритель — тоже соучастник!

Янко Пеев поднял глаза, в тот же миг поняв, что́ означало замечание Прасолова. Согласился с ним, но прореагировал неожиданно:

— Сейчас для меня достаточно того, что я прозрел: да, я стал соучастником самого страшного преступления по отношению к Болгарии.

— И я считаю, что сейчас это именно так…

Они болтали о футбольной команде в СССР, о ленинградском балете, о Днепрогэсе и строительстве автомагистралей, о радиозаводах и рыболовстве в Арктике, о моде и… о том, разрешено ли продавать косметические средства на рынке, есть ли в России сберегательные кассы, обучались ли врачи в университетах или они всего-навсего санитары…

Дипломат спешил узнать все. И когда он расставался с Прасоловым, как-то виновато улыбался:

— Не обижайтесь, что я обо всем расспрашивал, что вопросы мои звучали грубо и неделикатно. Мне нужно знать многое, очень многое. Мне кажется, я сумею отличить вымысел от истины.

Доктор Пеев часто встречался со своим двоюродным братом. Часами они вели беседы или в Борисовском саду, или по дороге в гостиницу «Славянская беседа», или в номере гостиницы наверху, или в доме доктора.

Говорили спокойно, деловито. Пытались переоценить все, что делали до сих пор. Искали истину. Дипломат доказывал, что́ ждет Болгарию, если Германия проиграет войну. Он считал, что Советский Союз разгромит немцев.

Александр Пеев возвращался домой, не зная, что и думать о нем. Очевидно, его двоюродный брат — честный человек, умный, деликатный. Умеет видеть то, что скрывается за событиями, видеть правду. Но он никак не мог решить один вопрос, самый важный из вопросов: хватит ли у него сил перейти от слов к делу.

Привлекать ли к работе двоюродного брата? Откажется ли он от спокойной жизни? Согласится ли подвергнуть себя опасности и пожертвовать карьерой во имя истины и правды?

А если он двуличный человек? Если…

Нет, Янко Панайотов Пеев один из Пеевых. Они не доносчики, не подлецы. Они русофилы. Они смелые люди. Им присуща душевная чистота. И все же, все же…

А как нужен такой человек! Человек, связанный с сотнями людей: министрами, генералами, коронованными особами, торговцами, промышленниками… Он имеет доступ ко всему. Как нужен такой человек!

Когда осенью 1941 года вышел царский указ о назначении Янко Панайотова Пеева послом в Каире, оба двоюродных брата поняли, что настало время безобидным разговорам отойти на второй план.

За несколько дней до отъезда в Египет дипломат остался гостить у своего двоюродного брата.

Хозяин дома решил, что нужно действовать. Они уселись в кабинете. На столике — кофе, бокалы с коньяком. За окнами — затемненная София. Радио передавало воинственный марш.

— Думаю, ты знаешь, как я ценю тебя и как верю тебе. Я считаю, что тебе можно доверить нечто особо важное. Мне надо, чтобы ты сообщал данные, интересующие советскую военную разведку, — сказал вдруг Сашо.

— Догадывался, ждал этого. Не боишься полиции, Сашо?

— Боюсь, но волков бояться — в лес не ходить. Свою позицию я выяснил. Тебе известна и практическая сторона дела. Ты знаешь, что я солдат. У тебя же три возможности…

— Да. Могу пойти в полицию, могу отказаться от твоего предложения или… принять. Подожди, Сашо, не предупреждай меня, чем я рискую. Сам знаю. Расскажи мне, что думают о тебе советские люди. Мне наплевать на наших… Они ведь продали и душу, и сердце…

— Советские люди называют меня товарищем Пеевым и считают… своим бойцом. Для них я пролетарский боец, один из членов революционной гвардии… Ты же будешь их союзником, честным, прозревшим дипломатом. Они не видят ничего особенного в том факте, что какой-то дипломат прозрел. Они чувствуют свою правоту и воюют во имя торжества справедливости во всем мире. Разве трудно понять, откуда восходит солнце?

Дипломат молча пил кофе и слушал. Было трудно понять, что он думает, думает ли вообще, что чувствует и чувствует ли вообще что-нибудь…

— Советские люди благодарят по-военному, но тепло. Они не льстят и не обещают материальных благ. Впрочем, нет, они обещают свободу не для меня и тебя, а для всего народа.