Передает «Боевой» - [14]

Никифоров не шелохнулся.

— В конце этого месяца колоссальная армия пойдет на Москву.

Никифоров был поражен.

— Торжествуй, Никифор! Приказ подписан. Дивизии сосредоточены. Еще вчера завершилась переброска целой германской армии через Солун и Ниш…

— Может быть, Бекерле выяснял, как вы прореагируете? Какая-то шутка… или что-то в этом роде?..

Даскалов решительно махнул рукой:

— Нет! Рубикон перейден! От Гродно до Перемышля и от Перемышля до Сулина дивизии…

Никифоров задумался, а потом проговорил:

— Да, это интересная новость: Германия взяла на себя трудную задачу, решив начать войну с Россией! Хватит ли у нее сил?..

Даскалов снова махнул рукой и проговорил:

— Хватит у нее сил, хватит… сейчас Венгрия, Румыния, Финляндия… и корпус из Италии, миллионы солдат… Если Франция рухнула за двадцать дней…

— Послушай, Даскалов! Помнишь Клаузевица… помнишь фон Мольтке… фон Шпее… Фридриха Великого… Кроме того, Россия — сила с неизвестными возможностями…

Военный министр тяжело вздохнул:

— Дай бог, чтобы ты оказался неправ… Бекерле убежден, что до конца года Германия покончит с большевизмом. И все-таки это так… тем более что вся континентальная мощь фюрера направлена на Восток…

Никифоров кивнул:

— Да, это так.

Он представил себе зеленые моторизованные колонны, стальные танки, сотни эскадрилий боевых самолетов. И вся эта железная стихия обрушится на русских… Подожди… Первая реакция была самой правильной: Гитлер сломает себе шею. А если западные силы договорятся с ним? А Япония с ее колоссальной мощью?

— Ты прав, Даскалов. Положение…

— Хотя бы для нас оно хорошее, Никифор. Развяжутся руки у полиции, очистим царство от коммунистов… и этого достаточно…

Доктор Пеев вертел в руках номер газеты «Зора» и стучал указательным пальцем по тому месту на первой странице, где поместили опровержение ТАСС по поводу слухов о подготовке нападения на Советский Союз. Он был явно озадачен и растерян. Генерал Никифоров сидел у окна, погрузившись в мрачные мысли.

— Нет, Никифор, это маневр Москвы. Невозможно не заметить сосредоточения стольких дивизий…

— А если это немецкий блеф?

— Нет, Никифор, не блеф. Я обязан известить… этой же ночью сообщу в Москву…

— А если вопреки всему Бекерле проверяет готовность своих ищеек? Если напрасно потревожим Москву?

Они долго молчали. Курили. Пили кофе. Никифоров не знал, что́ и думать. Ему, военному, это казалось невероятным фактом, значение которого будет оценено по достоинству, возможно, после войны. А в том, что немцы нападут, он почти не сомневался: настроение царедворцев подсказывало ему это. И тот павлин-полковник, который ужаснулся, как бы случайно не всплыло, что его близкие родственники — коммунисты… и Михов… и Кочо Стоянов… и Лукаш с торжествующей улыбкой…

— Сашо, немцы нападут!

— Неужели советские люди верят в мнимую порядочность гитлеровцев? Брат, задыхаюсь… не могу перевести дух… боюсь…

— И я, потому что Риббентроп вызывал Бекерле в Берлин. Бекерле вернулся позавчера, а вчера на очередной своей среде предупредил своих, чтобы события не застали их врасплох… Через два часа после возвращения Бекерле уже был у Бориса…

Генерал резко поднялся и сказал:

— Ухожу. Приготовлю кое-что… Придумаю повод пойти к Михову. Сейчас контакты с ним особенно полезны…

Пеев проводил гостя. Потом сел за письменный стол. Он уже привык к шифру. Игра с цифрами его не затрудняла. Но в тот момент руки у него дрожали. Радист в Москве запишет цифры, передаст сообщение в Центр. Известие, полученное ночью, означает многое. Из Центра оно отправится в Кремль. Постучат в рабочий кабинет Наркома обороны. Потрясенный, тот повертит сообщение в руках.

И прежде чем доложить шифровку Совету Народных Комиссаров, вызовет начальника штаба.

Доктор стал быстро одеваться. Шифрограмму положил в коробку сигарет. Елизавету будить не стал, но она не спала и все поняла. Он быстро вышел. Остановился. Огляделся — в темноте можно ожидать всего. Никто не следил за ним. И вообще, трудно было заподозрить такого человека, как доктор…

…Эмил сел в постели. Он вертел шифрограмму в руке и никак не мог прийти в себя.

— Скоты!.. Гады!.. — выругался он и в тот же миг начал радировать. Его руки уверенно выстукивали знаки азбуки Морзе:

«13 июня 1941 года. По сведениям «Журина», фюрер решил в конце этого месяца напасть на Советский Союз. Немцы сосредоточили вдоль советской границы более ста семидесяти дивизий».

Эмил услышал сигнал Москвы, подтвердивший, что сообщение принято. Снял наушники и с облегчением вздохнул.

А когда в последующие дни Эмил передавал в Москву радиограмму за радиограммой, сердце его наполнялось чувством уважения к неизвестному ему «Журину».

Радиограммы содержали сведения о переброске гитлеровских частей из Греции, Югославии и Болгарии, о местах их сосредоточения.

«В кругах, близких ко двору, упорно говорят, что германо-советский пакт о ненападении служит немцам прикрытием, позволяющим подготовиться и в удобный для них момент напасть на Советский Союз».

Эмил был убежден, что сообщения, передаваемые группой «Боевого», очень важные. Доктор Пеев с большой тщательностью отбирал сведения, руководствуясь их ценностью.