Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - [384]

– История не повторяется.

– Может быть! Но ведь если мне придется снова схватиться с ним, это будет уже совсем другая история. И, кроме того… Извините, что я вынужден напомнить вам… Вам не хочется оценить то, что я сделал?

– Тебе хочется, чтобы я наградила тебя? – холодно спросила Судьба. – А разве возвращение к жизни юноши, убитого не помню когда, кажется в четырнадцатом или пятнадцатом веке, – не награда?

Настольная лампа вдруг погасла, в комнату, ровно ступая, вошел равнодушный лунный свет, в котором, увы, не мелькали пылинки. Одиночество? О нем не могло быть и речи! Платон Платонович сидел у своего телескопа, Ольга Ипатьевна, которой не спалось, сложив ноги, как турок, с трубочкой в зубах сидела на постели, Шотландская Роза чутко дремала, Кот сладко похрапывал, и ночь, к сожалению, опасно не напоминала ту, которая была украшена появлением в доме рыжего мальчика с голубыми глазами.

– Ты погаснешь, как падающая звезда, – безмолвно и безоглядно. Будь мужчиной, Вася! От судьбы не уйдешь.

И, взявшись за руки, в комнату вошли Безмолвие и Безоглядность. Они были двоюродными братьями, и что-то родственное почувствовалось в них, когда, невидимые в темноте, они осторожно приблизились к Васе и бережно положили к его ногам Последние Мгновения. Он вздохнул.

– Послушайте, сударыня, – сказал он с отчаяньем, которое и не думал скрывать. – Но разве вам не хочется узнать, что случится со мной, если вы отложите свое решение хоть на три-четыре года? Ведь вы немало повозились со мной, а я, например, терпеть не могу, когда работа пропадает даром. Обо мне рассказана повесть, и, может быть, найдутся люди, которые не без интереса станут ее читать. Вы заставили меня гоняться за Верлиокой и не заметили, как я волей-неволей оказался в литературе, а литература, согласитесь, бессмертна. Да и вообще, самое занятное, в сущности, только начинается. Вы сделали меня волшебником – неужели вам не хочется узнать, что получилось из этой затеи? Догадываетесь ли вы, например, что я намерен, извините, перехитрить вас, а для этого нужно по меньшей мере несколько лет. Широко известно, что время от времени вы серьезно ошибаетесь. Так вот, окончив философский факультет, я собираюсь написать книгу на тему «Ошибки судьбы».

Стоит упомянуть, что даже намек на подобную мысль никогда не мелькал в размышлениях Васи. Но утопающий хватается за спасательный круг, даже если он существует только в его воображении.

В темной комнате вдруг появился слабенький огонек, похожий на уголь, просвечивающий сквозь пепел. Тускло, вполнакала зажглась Васина настольная лампа. И робкий желтенький огонек заставил Безмолвие и Безоглядность шага на два отступить от Васи.

– Забавно, – заметила Судьба.

Нельзя сказать, что именно в эту минуту она решила расстаться со своей неприступностью. Но все-таки она была женщиной, которая, собираясь заглянуть к молодому человеку, не забыла напудриться и слегка тронуть помадой губы. В гордых глазах мелькнуло и медленно разгорелось любопытство.

– Я докажу, что вас можно обмануть. Я найду тысячи убедительных примеров, когда вы были вынуждены отступить перед самым обыкновенным мужеством и более чем обыкновенной, но искренней любовью.

Он замолчал, и это была минута, когда все остановилось если не в целом свете, так по меньшей мере на Сосновой горе. Минут десять назад пошел снег, и снежинки неподвижно повисли в воздухе, пренебрегая давно открытым законом земного притяжения. Филя проснулся и почему-то встал, прислушиваясь, на задние лапки. Часы в столовой, собравшиеся отметить полночь, остановились на одиннадцатом ударе. Все ждали, что скажет опасная Дама, глядевшая на Васю со странным выражением любопытства и – вы не поверите – восхищения. Так художник подчас смотрит на свой нежданно-негаданно удавшийся холст.

– Ты заинтересовал меня, – сказала наконец Судьба. – А это труднее, чем справиться с Верлиокой. Обо мне написано много книг. В одних меня благословляют, в других проклинают. Но о моих ошибках еще никто, кажется, не писал. Хорошо, я подожду. Может быть, мы еще встретимся. А пока желаю счастья.

И она исчезла. Жизнь продолжалась.

Снежники уютно устроились на земле, Филя уютно улегся и снова заснул, часы в столовой пробили полночь, заставив Последнее Мгновение растаять в ярком свете вспыхнувшей настольной лампы. Что касается Безмолвия, то ему пришлось убежать со всех ног, потому что кто-то бросил в окно Васиной комнаты снежок и стекло зазвенело. Конечно, это была Ива. В шубке, накинутой на халат, в ночных туфлях, надетых на голые ноги, с заплетенной на ночь косичкой, она стояла под окном и лепила другой снежок, который, без сомнения, разбил бы окно, потому что был не меньше теннисного мяча, а может быть, и побольше.

– Добрый вечер, – сказала она сердито. – Мне что-то не спится. С тобой ничего не случилось?

– Нет, случилось. Но ничего серьезного. – Он ласково обнял ее за плечи. – Беги домой. Ты простудишься. Завтра я все тебе расскажу.

Он проводил ее и, вернувшись, глубоко задумался над книгой.

Между тем снежок, который до сих пор нежно и неуверенно опускался на землю, постепенно превратился в набиравшую скорость снежную бурю, которая, ошалев, накинулась на Сосновую Гору. Снег уже не падал, а вываливался грудами, как будто кто-то забросил на небо громадные самосвалы и они, рыча, огрызаясь, одновременно опрокидывали свои кузова на Сосновую Гору. Не думаю, что это было случайностью. Так или иначе, к утру поселок был по окна завален снегом. И мне пришлось очень долго работать лопатой, чтобы достать из-под снега повесть, которую вы прочитали.