Перед зеркалом. Двойной портрет. Наука расставаний - [381]

Случалось ли вам когда-нибудь видеть бешеную собаку? Оскаленная морда в пене, хвост опущен и прячется где-то между задних ног. Что-то бешеное было и в свалке, развернувшейся перед их глазами. Конечно, верлиоки не помнили себя – иначе, убивая друг друга перед волшебным шаром, они не катили бы его все дальше и дальше.

– И ведь ни капли крови!

– Нет, кое-где заметны красные пятнышки, – возразила Ива.

– А это в папашу, – объяснил снова возникший невесть откуда Лука Порфирьевич. – Бывало, я его брею, рука задрожит, соскользнет – и порежу. Ну, думаю, пропал! А он смеется: «Испугался, собака?» И вижу – порез глубокий, а крови нет. «Почему же это?» – спрашиваю. «А потому, – отвечает, – что у меня в жилах не кровь, а муравьиная кислота». И действительно: капнул он мне однажды этой кислотой на руку – прожгла, сволочь, до кости.

Шар по-прежнему светился изнутри таинственным золотистым светом, верлиоки еще сражались подле него, но схватка уже подходила к концу.

– Сколько я от него натерпелся, сил моих нет, – продолжал Лука Порфирьевич. – Ну, теперь крышка. Теперь я вольная птица. Хочу – хожу, хочу – лечу. И знаете ли, дорогой Василий Платоныч, что я сделаю? Пойду к вам служить. В секретари, а? Не пожалеете!

– Ну нет!

– Это почему же? – с искренним недоумением спросил Лука Порфирьевич. – Я ведь не кто-нибудь. У меня стаж. Мне, может быть, до пенсии немного осталось. А опыт? Ведь я как-никак птица. Секретари, которые не нуждаются в транспорте, вы меня извините, на улице не валяются.

– Да не нужен мне секретарь, – возразил Вася. – Я только что кончил школу. Я собираюсь в университет поступить. Дел у меня немного, и я как-нибудь с ними сам управлюсь. Вам бы в какое-нибудь учреждение, Лука Порфирьевич.

– Нет уж, увольте. Меня от этого бюрократизма всегда воротило, и в Шабарше я, поверьте, даже с удовольствием смотрел, как эти люди-бумаги горят. Ой, Василий Платоныч, пожалеете! Ведь не хвастаясь скажу: второго такого, как я, вам не найти.

– Это, пожалуй, верно, – смеясь, сказал Вася. – А я, Лука Порфирьевич, пожалуй, и не стану искать.

Секретарь грустно щелкнул клювом и задумался. Кисточки над глазами, заменявшие брови, и кисточки на губах, заменявшие усы, печально повисли. Похоже было, что теперь он не мог сказать: «Как вы ни вертитесь, а без нас, секретарей, вам не обойтись».

– Что же делать? – беспомощно спросил он.

Вася подумал.

– А вы посоветуйтесь с глобусом.

– Каким глобусом?

– Да вон с тем волшебным шаром. Покойный Леон Спартакович говорил мне, что он может дать дельный совет.

Если бы Лука Порфирьевич сразу поверил Васе, он, может быть, успел бы поговорить с волшебным шаром, наделенным чудесным свойством помогать человечеству, когда оно попадало в трудное положение. Но он не поверил. Он поморгал своими плоскими глазами, посмотрел на шар, с которого скатывались последние мертвые верлиоки, потом на Васю, потом снова на шар. И вдруг вспорхнул и как был – в штанах и пиджаке – полетел по воздуху к шару. Но опоздал! Надоело ли тому быть игрушкой в руках отвратительных карликов, или он давным-давно задумал покинуть грешную землю, но не прошло и полчаса, как в космическом пространстве появилось новое небесное тело. И возможно, что не кто иной, как Платон Платонович, первый разглядел его с помощью своего маленького, но зоркого телескопа на вершине Сосновой горы.

Глава XXXVII, повествующая о чудесах, происходящих без всякого вмешательства волшебных сил

Может быть, иной читатель вообразит, что я выдумал эту историю? Нет и нет! Ни слова неправды. Рассказывают, что какой-то человек добрался до Луны и с полчаса бродил по ней, утопая по колено в пыли. Вот этому я бы, пожалуй, не поверил.

Но как же все-таки наши путешественники вернулись домой из пустыни, которая даже не значится на географической карте? Очень просто: она свертывалась за ними, как ковер, и это, представьте себе, нимало не противоречит современным понятиям о пространстве.

Впрочем, и на обратном пути не обошлось без приключений: недалеко от Котома-Дядьки «москвич» остановился – не от усталости, как поэтически предположила Ива. Сломалась важная деталь, и Вася с первого взгляда убедился в том, что он не может помочь беде – ведь коленчатый вал не принадлежит к живой природе. Ему было далеко не только до речной воды, но даже до розового туфа.

Именно в эту минуту на пустынной дороге показался велосипедист – и уж тут не было никакого чуда! Я, например, не хвастаясь скажу, что, не пользуясь ни почтой, ни телеграфом, безошибочно догадываюсь, как живется моим друзьям и не нужна ли им помощь. Догадался и Слава. Так или иначе, уже через пять минут после того, как сломался коленчатый вал, он вертел своими длинными ногами педали велосипеда, а через двадцать пять – радостно пожимал Иве и Васе руки, а Филиппу Сергеевичу лапу. Надеюсь, вы не забыли, что он был первоклассным механиком на городской автобазе? За седлом его велосипеда был привязан новенький, еще в заводской упаковке коленчатый вал.

Это было трудно – не остаться в Котома-Дядьке хоть на два дня. Отказаться от парадного обеда, который котомадядькинцы непременно хотели устроить в честь Ивы, перед которой они чувствовали себя виноватыми – ведь Верлиока утащил ее у них из-под носа. Не отметить новоселье – Слава и Катя получили прекрасную однокомнатную квартиру с раздельным санузлом, выложенным метлахской плиткой. Не увидеть футбольный матч «Котома-Дядька» – «Спартак», который твердо надеялись выиграть хозяева поля.