Перед прочтением — сжечь! - [29]

, изображается как нечто сверхзначимое и чуть ли не судьбоносное для всей планеты.

Находившийся последние дни в областном центре, где печаталась его книга, Колтухов еще не читал этой статьи и не знал, что строками его любимого поэта побивался его литературный босс, а потому сидел по своему обыкновению вместе с Плюшевым в углу кабинета, давился растворимым баночным кофе производства Мытищинского ООО «Ruskafe-Gold» с красиво выведенным на блестящейэтикетке слоганом: «Чимбо. Оддавать луччее» — да исподлобья поглядывали на наливающуюся водкой компанию.

— Ну, всё, капут! Профессор начинает вырубаться! — обронил Глеб, заметив, как Водоплавов, по своему обыкновению, начал время от времени выпадать из общего хода застолья и минут на пять-семь отключаться, уходя прямо посреди произносимой фразы в своеобразную мини-спячку, из которой он затем так же неожиданно и естественно выходил, открывая глаза и, как ни в чём ни бывало, занося карандашиком в блокнот некие пришедшие ему в голову во время этого краткого отключения мысли или же рифмы, после чего внезапно вскидывал на окружающих свою бульдожью голову и раздражённо вопрошал: «Ну? В чём дело? Почему никто не следит за стаканами? Колтухов, это, в конце концов, я здесь заснул или ты?..»

— У нас нынче демократия, — кося глазом из-за поднесенной ко рту чашки, ворчливо откликнулся Глеб. — Так что пускай за стаканами Галопов следит, он у нас наставник молодых да и ближе всех к бутылкам находится. А то не хватало ещё, чтоб лучший поэт России вставал вам водку наливать. Рубцов бы мне после этого руки не подал…

— Рубцов, Рубцов! — передразнил его профессор. — Рубцов — поэт для интеллектуальных скопцов. А для молодцов пишет Юрий Кузнецов.

— Кто? Кузнецов? — начал заводиться Колтухов, настроение которого было безнадёжно испорчено тем обстоятельством, что смерть Голоптичего испоганила праздник выхода его книги. — Да что он значит, этот ваш Кузнецов со всеми его поэмами, против любого, даже самого короткого Колиного стихотворения! Подумаешь — он пил из черепа отца! А вот услышать, как лошадь белая в поле тёмном вскинет голову и заржёт, ему слабо? Или описать, как матушка выходит ночью по воду? А?..

— Кузнецову ничего не слабо, — наливаясь тёмной краской, отчеканил профессор Водоплавов, — он таких стихотворений, как про эту твою сраную матушку, с которой ты носишься, как с писаной торбой, мог бы насочинять сотни, если бы захотел… Да так вон и Стервовеликов может накатать, не правда ли, Никанор? — профессор тяжело повертел головой в поисках поэта Стервовеликова, но того, как мы уже знаем, в этот день в литературной студии не было, так как он уже третий день гостил в доме у своего двоюродного брата Ивана Безбулатова и, сидя перед светящимся монитором марки «Daewoo», путешествовал по Интернету в поисках хотя бы каких-нибудь упоминаний своей фамилии. Но в какие бы сайты он ни забирался и электронные версии каких бы изданий ни пересматривал, в глаза всё время лезла начинающаяся на ту же букву фамилия критика Антона Северского, тогда как фамилия поэта-сатирика Стервовеликова не встретилась ему пока ещё ни разу.

— Иван! — с плохо скрываемой обидой подзывал он Безбулатова. — Ты мне что-то не то здесь открыл. Давай-ка мы пошарим ещё на сайте «Тенета» и в библиотеке Конгресса США.

И, всё больше мрачнея лицом, он упорно склонялся к экрану монитора, уже прекрасно понимая в глубине души, что и здесь результат будет точно таким, как и раньше. Но как же не хотелось признаваться самому себе в полном бесславии, Господи…

А тем временем на втором этаже Красногвардейского районного Дома культуры за дверью с многовариантно истолковываемой аббревиатурой МГО СП назревала неотвратимая ссора.

Глава 7 «РАДУЙСЯ, ПОКА ЖИВОЙ»

— …Чего-чего? Это вы про чью матушку так говорите? — не донеся до рта чашку с остывшим кофе, напрягся Колтухов.

— А понимай, как знаешь! Слишком много чести будет, если я каждому тупице стану объяснять прописные истины.

— Кому-кому? Тупице? — белея, как мел, поднялся со своего места Колтухов и сделал один медленный шаг навстречу Водоплавову. — Так вы говорите — тупице? Хоть вы у нас, конечно, и профессор кислых щей, но не думайте, что все остальные тут глупее вас. Да. Тут ещё есть и такие, кто не отравил свои мозги алкоголем…

Видя, что дело принимает нешуточный оборот, и эта нелепая и непонятно как разгоревшаяся ссора двух вчерашних друзей и единомышленников доходит до той точки кипения, за которой она уже не может удержаться в рамках одной только словесной перепалки, члены МГО забыли о своих недожёванных кусках хлеба и недокуренных сигаретах и кинулись наперерез Колтухову.

Но они — не успели.

— …Да катись ты! — высокомерно процедил сквозь зубы профессор и хотел уже было потянуться за своим стаканом, но в эту самую секунду Глеб резко выбросил вперёд руку с зажатой в ней чашкой и выплеснул в профессора остатки недопитого (и, как он успел прикинуть, уже вполне остывшего) кофе.

Чуть не задохнувшись от такого оскорбления, тот на какое-то мгновение словно бы окаменел с протянутой в направлении стакана рукой, а потом с искаженным от бешенства лицом вдруг сорвался со стула и бросился на поэта. Зная, что в молодости профессор занимался боксом и до сих пор имеет тяжёлую руку, члены студии поспешно сыпанули от него в стороны, освобождая место для потасовки. Истерически завизжали поэтессы, зазвенела бьющаяся посуда, полетели на пол перевёрнутые стулья. Сметенная со стола рукой кого-то из дерущихся, через комнату стремительно пролетела полупустая водочная бутылка и с хрустом вонзилась в середину оконного стекла. И практически одновременно с посыпавшимся вниз дождём осколков драчуны кубарем вылетели за двери студии…