Перебежчик - [75]

Патологоанатом откинул простыню с ближайшего трупа, и Оля отступила назад. В ее глазах мелькнул ужас, смешанный, как мне показалось, с жалостью.

На столе лежал молодой рослый парень. Можно было подумать, что он спит и ему снится кошмарный сон. Такое у него было выражение лица. И только синеватый разрез, опоясывающий горло над кадыком, свидетельствовал, что его кошмары закончились.

– Как его зовут? – спросил я Олю негромко. – Это и есть Дима?

– Нет, – покачала головой Оля. – Это он обратился ко второму, назвал его Димон…

Откинули вторую простыню, и я увидел квадратного коротышку с широким плоским лицом. Вряд ли при жизни он слыл сердцеедом, как только что утверждала его мать. Но только кто сейчас ее в этом переубедит?

– Да, это он, – сказала Оля.

Отец поддерживал ее под руку, поскольку казалось, что она вот-вот упадет.

Наташа позвонила мне ночью из Склифа по сотовому и едва слышным голосом сказала, что Гена час назад скончался, не приходя в сознание.

Она говорила, едва ворочая языком, охрипшим, трудно узнаваемым голосом. Все-таки двое суток без сна возле его палаты. Попросила к телефону Катю.

– Кати нет, – сказал я. – Она у родителей. Тебе дать ее телефон?

Она на это ничего не сказала и положила трубку. Сейчас всем не до меня, подумал я. Той же Кате. Никому до меня нет дела, кроме родителей. Кстати, когда я звонил им в последний раз?

Утром я встретился в консультации с Вадимом в его кабинете. Я сам пришел к нему, когда он переговаривался с кем-то на хорошем английском по телефону, не выпуская изо рта трубки. Так ему легче входить в образ преуспевающего адвоката. Это почти избавляет его от акцента, чему, как правило, приятно удивляются зарубежные абоненты. Он кивнул мне, показав на кресло.

Я сел, полистал какие-то журналы, потом их отбросил.

– Ну что? – спросил он. – Ты был в морге при опознании?

– Конечно, – кивнул я. – А как же иначе?

– Все подтвердилось? – спросил он.

– Да, это они. Те самые.

– Доволен? – сощурился он.

– Еще бы, – сказал я.

– И никак было нельзя отложить это действо хотя бы на пару недель?

– Кто будет столько времени держать трупы в хранилище? – пожал я плечами. – Это стоит больших денег. И потому родственники настаивают на быстром захоронении.

– Может, я что-то пропустил, но, насколько я понимаю, Савельев до сих пор не найден – раз, – он загнул палец. – Дезавуировать медэкспертизу в отношении Игоря Бахметьева мы тоже пока не можем, – он загнул второй палец. – Добавь сюда свою подпись под протоколом, лишающую тебя права участия на стороне защиты, как и то, что мы взялись его защищать из чистого энтузиазма, поскольку договор до сих пор в глаза не видели. Одни только обещания.

– Все верно, – согласился я.

– Старичок, теперь объясни мне, бестолковому, как ты собираешься строить защиту? На чем? Даже если докажешь, что твоя подпись – поддельная? Может, я чего-то не понимаю? Ведь это заведомо проигранное дело!

– Похоже на то, – сказал я. – Если забыть о потерпевшей, готовой изменить показания в отношении Игоря. Она – наш козырь.

Я замолчал, пристально глядя на него.

– Не густо, – сказал Вадим. – К тому же она всего лишь сомневается в его участии. И чтоб ты знал, присяжные и заседатели не любят тех, кто меняет показания. Зато результат экспертизы – не изменился… И потом, ты уверен, что до суда с ней ничего не случится? Нам нужна подстраховка, понимаешь?

Он был прав.

– Мне звонила Катя, – сказал Вадим. – Спрашивала про тебя. Почему ей не звонишь?

– Почему она мне не звонит? – пожал я плечами. – Ты сказал ей про смерть Гены?

– Да… У нее просто голос оборвался. Никак не могла прийти в себя. Все переспрашивала, не ошибся ли… Ты бы позвонил ей. Она тебя ждет, честное слово ждет.

– Позвоню, – сказал я. – Хотя сам не знаю, чего ждать мне. Как ты думаешь, мне удобно идти на его похороны?

Он задумался. Потом выколотил трубку, чтобы снова ее заполнить.

– Есть вопросы, задавать которые посторонним значит проявлять малодушие, – заметил он. – Решай сам. Ты уже взрослый человек. Однако вернемся к вашим баранам. Почему они до сих пор не нашли Савельева, вашего бывшего коллегу, не знаешь? Хорошо спрятался или плохо ищут?

– Вернее второе, – сказал я. – Опять же формально ищут, без огонька. К тому же не столько он сам прячется, сколько его прячут. Хотя, казалось бы, предал своих товарищей, и они должны искать его с удвоенной энергией. Сменил фамилию, прописку, работу, жену, а женат он был уже в третий раз… Так зачем бывшим коллегам, и без того заваленным громкими делами, особенно его искать?

– Ну да, вам нужен, вы и ищите. А не могли его убрать, как убрали этих «лифтеров»? – спросил Вадим, снова раскурив трубку. – Раз уж они занялись, как ты правильно утверждаешь, тотальной зачисткой местности?

– Слишком он много знал, – ответил я. – Скорее всего, именно он способствовал этому подлогу с экспертизой… Вот только как? Я уже говорил тебе: Грязнов предположил, что взятую для идентификации у Игоря пробу примешали к образцу. И все – обвинение готово! И попробуй опровергни.

– Вот-вот… Я тоже думаю, что в этом что-то есть, – оживился Вадим.

– А почему бы нет? Просто кто-то все заранее просчитал на десять ходов вперед… Ведь как подгадали! Я говорю о хронологии, о череде событий, исходящих из срока предстоящего аукциона… А началось с изнасилования Оли Ребровой, потом было убийство Степаняна, потом Колерова. Все точно рассчитано.