Перебежчик - [148]

— И обманывать отца? — спросил Старбак. — Ты помнишь прошлое лето? В округе Фалконер? Ты спросил меня, как я могу бояться собственного отца и не бояться сражения. Так почему же ты не расскажешь отцу о том, во что веришь?

— Потому что это разобьет ему сердце, — просто признался Адам. Он замолчал, вглядываясь на север, где в зелени пейзажа поблескивала излучина реки Чикахомини.

— Понимаешь, я думал, что смогу оседлать обеих лошадей, смогу служить и своей стране, и штату, и что если война закончится быстро, отец никогда не узнает, что я предал одну из сторон ради другой, — он сделал паузу. — И это по-прежнему возможно. Макклелану нужно просто посильнее надавить.

— Макклелан не может надавить. Он просто напыщенный индюк. Может только надуваться от гордости, но в драку не полезет. А кроме того, он считает, что у нас численное преимущество. Я сам был тому свидетелем.

Адам моргнул, услышав тон Старбака, но долго не отвечал, а потом вздохнул.

— Джеймс меня выдал?

— Никто тебя не выдавал. Я сам всё понял.

— Умница Нат, — печально произнес Адам. — Голова набекрень, но умница.

— Как поступит твой отец, узнав, что ты предал дело Юга? — поинтересовался Старбак.

Адам взглянул на него.

— Ты собираешься ему рассказать? Ты уже почти это сделал и теперь скажешь всё остальное, да?

Старбак покачал головой.

— Что я собираюсь сделать, так это спуститься к тем палаткам, найти Дятла Бёрда и сказать ему, что я вернулся, чтобы служить капитаном одиннадцатой роты. Вот и всё, что я собираюсь сделать, если только кто-нибудь снова не выпихнет меня из Легиона, а в таком случае я отправлюсь в Ричмонд и найду малоприятного, но умного старика и предоставлю ему заниматься всем этим.

Адам нахмурился в ответ на эту угрозу.

— Почему? — спросил он после паузы.

— Потому что это то, что у меня хорошо получается. Я понял, что хочу быть военным.

— В бригаде моего отца? Он тебя ненавидит! Почему бы тебе не вступить в другой полк?

Старбак пару секунд молчал. По правде говоря, он не обладал никакими рычагами, чтобы вступить в какой-нибудь другой полк, по крайней мере, не капитаном, потому что его клочок бумаги был пригоден только в качестве оружия против семьи Фалконеров.

Но была еще и другая, более глубокая правда. Старбак начал понимать, что войну нельзя вести, не вкладывая душу. Человек не может убивать походя, как христианин, заигрывающий с грехом.

Война дролжна быть всепоглощающей, прославляющей и пьянящей, и лишь немногие могут пережить этот процесс, но эти немногие войдут в историю героями. Вашингтон Фалконер был не из таких.

Он наслаждался соблазнами высокого воинского поста, но не имел вкуса к войне, а Старбак внезапно очень четко понял, что если он выживет под пулями и снарядами, то сможет однажды повести на сражение эту не слишком наполненную энтузиазмом бригаду. Тогда она станет бригадой Старбака, и да поможет Бог врагу, когда настанет этот день.

— Потому что нельзя сбегать от врагов, — наконец-то ответил он на вопрос друга.

Адам с жалостью покачал головой.

— Нат Старбак, — с горечью произнес он, — влюблен в войну и военное дело. Это потому что ты потерпел провал во всём остальном?

— Здесь мое место, — Старбак проигнорировал язвительный вопрос Адама.

— Но не твое. Так что тебе нужно переубедить отца, Адам, чтобы позволил мне остаться капитаном одиннадцатой роты Легиона. Как ты это сделаешь — дело твое. Тебе нет нужды рассказывать ему правду.

— А что еще я могу ему сказать? — в отчаянии спросил Адам. — Ты уже сделал достаточно намеков.

— У тебя с твоим отцом есть выбор, — отозвался Старбак, — оставить всё это в тайне или вытащить на свет Божий. Мне кажется, я знаю, что предпочтет твой отец, — он помедлил, а потом приукрасил свой блеф еще одной ложью.

— А я напишу тому старику в Ричмонд, что шпион мертв, скажу, что он был убит во вчерашнем сражении. К тому же, ты ведь закончил свою карьеру шпиона, разве нет?

Адам услышал сарказм и вздрогнул, а потом пристально посмотрел на Старбака.

— У меня есть и другой вариант, помни об этом.

— Да?

Адам расстегнул кобуру и вытащил револьвер. Это был дорогой револьвер Уитни с пластинами из слоновой кости на рукоятке и гравировкой на барабане. Он вынул маленький капсюль и вставил его в одну из заряженных ячеек.

— Бога ради, только не застрелись! — встревожился Старбак.

Адам повернул барабан, чтобы заряженная ячейка оказалась готовой к выстрелу.

— Иногда я подумывал о самоубийстве, Нат, — тихо сказал Адам.

— Вообще-то я часто думал, какое это счастье — не беспокоиться о том, чтобы поступать правильно, не беспокоиться об отце, не беспокоиться о том, любит ли меня Джулия или люблю ли я ее. Тебе не кажется, что в жизни всё слишком запутанно? Боже ты мой, мне она кажется просто спутанным клубком, но во всех своих молитвах, Нат, во всех мыслях в последние несколько недель я был уверен только в одном, — он взмахнул заряженным револьвером, очерчивая им весь горизонт.

— Это Божья страна, Нат, и Господь поместил нас сюда с какой-то целью, а эта цель не в том, чтобы убивать друг друга. Я верю в Соединенные Штаты Америки, а не в Конфедеративные Штаты, и я верю, что Господь сотворил Соединенные Штаты как пример и благодать для всего мира. Так что нет, я не собираюсь кончать жизнь самоубийством, потому что это не сделает Америку ни на день ближе к тысячелетнему царствию Христа, как и не сделают этого смерти на поле боя, — он вытянул руку и опустил дуло револьвера, так что оно нацелилось прямо Старбаку в лоб.