Перчинка - [14]

— Не могу же я без конца сидеть взаперти! — проговорил он. — Нужно хотя бы воздухом подышать. Да и вас стеснять мне больше не хочется. Если узнают, что вы со мной связались, вам не поздоровится. Так что будет лучше, если этой ночью я уйду.

Перчинка не возразил ни слова.

— А ты хоть знаешь, куда идти? — спросил он помолчав.

Марио задумался. Теперь, когда жребий был брошен, предстояло решить, куда направиться. Он вспомнил о Сальваторе.

— Пожалуй, пойду на улицу Ареначча, — ответил он.

— А дорогу найдешь? — спросил мальчик. — Нужно ведь переулками пробираться.

— Переулками? Нет, переулками, пожалуй, не найду.

— Чиро тебя проводит, — решительно заявил Перчинка. — И постарайся не напороться на патруль.

Марио встал и крепко пожал мальчику руку.

— Перчинка, я тебе… — начал он.

— Только иди там, где тень, — прервал его мальчик. — Знаешь, с тех пор как началась война, это первый случай, что сюда пришли кого-то искать. Уж и не знаю почему. Должно быть, ты важная шишка. Когда я выходил, на площади торчал полицейский. Потом начали стрелять, и он ушел.

Марио увидел, что ему придется отказаться от своего намерения поблагодарить Перчинку за все, что тот сделал. Мальчик просто-напросто не понял бы, за что его благодарят.

Чиро побежал к выходу взглянуть, все ли спокойно. Немного погодя он вернулся и сообщил:

— Никого нет. Если хочешь — идем, я готов. — Пошли, — ответил Марио.

Но, прежде чем уйти, он еще раз взглянул на своих маленьких друзей. Ребята улыбались. Марио улыбнулся им в ответ и направился к выходу. На лестнице он в последний раз помахал на прощание рукой и скрылся в темноте.

Очутившись на улице, он сразу окунулся в бескрайнее море голубого лунного света и с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух. Однако Чиро поспешно схватил его за руку и потянул в тень. — Идем скорее, — шепнул он.

Глава IV НОЧНАЯ ПОГОНЯ

Город окутала ночная тишина. Ни огонька. Если бы не Чиро, Марио, наверное, заблудился бы среди узких, кривых переулков, которые то лезли в гору, то круто спускались вниз. К тому же на каждом шагу дорогу преграждали завалы битого кирпича и штукатурки от разрушенных бомбами домов.

Но Чиро, который, казалось, перенял от Перчинки искусство видеть и двигаться в кромешной тьме, не выпускал руки Марио и уверенно вел его вперед.

— Далеко еще до Ареначча? — тихо спросил Марио, когда они прошли уже порядочно.

— Нет, не очень. Но нам придется сделать крюк, — также шепотом ответил Чиро.

Теперь они шли по совершенно безлюдной улице, так, по крайней мере, им казалось. Однако если бы они оглянулись, то заметили бы, что в одном из подъездов мелькнуло чье-то лицо, а потом оттуда выскочил какой-то толстяк и неслышно пошел за ними следом, внимательно наблюдая за каждым их движением.

Внезапно мальчик остановился.

— Нет, тут нам не пройти, — озабоченно сказал он.

Всю улицу загромождали развалины недавно разрушенного дома. Луна серебрила осыпанную известкой вершину огромной кучи обломков и делала ее похожей на маленький Везувий в феврале, когда он бывает прикрыт белой снеговой шапкой. Ни обойти, ни тем более перелезть через эту кучу нечего было и думать.

— Придется идти через улицу Фория, — заметил Чиро.

Марио начал не на шутку тревожиться. Ему было явно не по себе. Еще раньше он успел заметить, что за ними по пятам следовала какая-то тень, а сейчас вдруг исчезла. Один раз Марио показалось, что он слышит стук шагов по мостовой. Он быстро обернулся, но в переулке было так темно, что ему ничего не удалось разглядеть.

— Что там? — спросил Чиро.

— Да нет, ничего, — ответил Марио.

Он старался говорить как можно спокойнее, чтобы не испугать мальчика.

Толстяк тем временем что есть духу мчался в ближайший полицейский комиссариат. В комнате дежурного за столом сидел тощий, как палка, бригадир и клевал носом. Напротив него примостился ополченец из подразделения ПВО, дряхлый старикашка с трясущейся головой. При появлении толстяка оба сразу проснулись.

— А, дон Доменико! — состроив кислую мину, воскликнул ополченец.

Дон Доменико извлек из кармана огромный носовой платок, торопливо вытер пот и закричал:

— Скорее! Немедленно! Бегите!

— Что там еще приключилось? — равнодушно осведомился бригадир.

У него не было ни малейшего желания выходить из этой комнаты — каждую минуту могли объявить тревогу, а в нескольких шагах от комиссариата было прекрасное бомбоубежище.

Но дон Доменико напыжился, выпятил грудь и загремел:

— Бригадир, если я приказываю вам бежать, вы обязаны бежать. Вы что, не узнаете меня, что ли? Может быть, вам напомнить? И вы, Микеле, тоже отправитесь с нами, — добавил он, обернувшись к ошарашенному старику ополченцу. — Я выследил смутьяна, который удрал из Поджореале, и, если вы сию же минуту не арестуете его, я обвиню вас в пособничестве врагу!

Дон Доменико еще недавно был секретарем районного отделения фашистской партии. Кроме того, он слыл за самого наглого и неприятного субъекта во всем квартале. Десять дней назад фашизм был свергнут, вместе с ним развеялась почти вся власть, которой пользовался этот матерый фашист. Однако его еще побаивались, зная, что он способен на все и может не задумываясь привести в исполнение любую угрозу.