Перчинка - [12]

Но даже после ухода полицейских ребята долго не решались вернуться в подземелье, так как один из агентов все еще расхаживал по площади, то и дело поглядывая на двери монастыря.

Перчинка и Винченцо решили немного прогуляться. Было уже поздно, следовало подумать о том, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ребята вышли на улицу Фория и подошли к зданию, в которое накануне попала бомба. В этот момент снова объявили воздушную тревогу.

Подмигнув Винченцо, Перчинка скрылся среди развалин дома. Его товарищ последовал за ним. Ребята знали, что на углу недавно разрушенного дома раньше помещалась колбасная. Сейчас вход в нее был завален грудами кирпича. Обойдя это препятствие, Перчинка начал перебираться через завалы, которые каждую минуту грозили рухнуть и придавить его. Наконец ему удалось расчистить узенький проход и добраться до дверей лавки. Еще немного — и ребята очутились в подсобном помещении бывшего магазина, которое каким-то чудом не обвалилось. Оглядевшись, Перчинка понял, что на сегодня и даже на завтра провизией они обеспечены.

Тем временем Марио, растянувшись на полу тесной каморки, освещенной огарком стеариновой свечи, которую принес с собой Чиро, прислушивался к звукам, наполнявшим монастырь. Сверху доносились голоса монахов. Они слышались так явственно, что он мог даже отличить голоса более старых членов братии от голосов тех, что были помоложе. Монахов было человек десять.

Чиро принес с собой засаленную колоду неаполитанских карт и был не прочь поиграть в скопо, но сказать об этом вслух не решался. Он сдал карты и начал играть сам с собой, украдкой поглядывая на Марио. Но тот не обращал на мальчика никакого внимания. Ему нравилось лежать так просто, ничего не делая, прислушиваясь к монотонному бормотанию, которое доносилось сверху.

«Прекрасное убежище, — думал он, — жаль только воды нет. Зато еда под боком. Ночью, когда братия спит открывай люк и бери все, что хочешь!»

Но он тут же прервал себя, со стыдом подумав, что начинает рассуждать совсем как Перчинка.

Чиро тем временем набрался храбрости и пролепетал:

— Хотите… хотите сыграть кон?

Голос мальчика звучал так жалобно, что у Марио не хватило духу отказать.

— Только имей в виду, — предупредил он, — что игрок я никудышный, особенно в скопо.

— А я нет. Я здорово играю! — заметно повеселев, воскликнул толстый мальчуган. — Но вы не беспокойтесь, — добавил он, — я дам вам три очка вперед. На что сыграем?

Марио почесал затылок.

— У меня ничего нет, — проговорил он.

Потом, подумав немного, вытащил из кармана карандаш. В тюрьме он берег этот карандаш как самую большую драгоценность: ведь политическим заключенным не разрешалось иметь письменных принадлежностей.

— Это не подойдет? — спросил он. Чиро состроил гримасу:

— А другого ничего нет?

— Нет. Если хочешь, могу сыграть на честное слово. А когда кончится война — рассчитаемся.

— Лучше на слово, — после некоторого колебания сказал мальчик. — По скольку играем?

— А ты непременно хочешь на деньги? — спросил Марио.

— Конечно, — невозмутимо ответил Чиро, принимаясь тасовать карты.

В эту минуту на веснушчатой рожице мальчугана, слабо освещенной огарком свечи, была написана такая важность и он стал так похож на одного из тех старичков, которые чинно просиживают вечера в маленьких остериях, что Марио невольно улыбнулся. Он устроился поудобнее и, вооружившись терпением, приготовился играть.

Однако после первых же двух партий, когда Марио проиграл двадцать лир, которые должен был отдать после войны, Чиро не выдержал и бросил карты. Рассудив, вероятно, что с тем, кто так плохо играет в скопо не стоит слишком церемониться, мальчик сразу перешел с Марио на «ты» и сердито воскликнул:

— Нет, так не пойдет! Ты же совсем не умеешь играть. Разве так играют в скопо? Я пошел тройкой, потом четверкой. Надо было бить семеркой. У тебя на руках девятка и семерка, а ты ходишь девяткой!

— Задумался, не доглядел, — попробовал оправдаться Марио, который и впрямь чувствовал себя немного сконфуженным.

Но Чиро продолжал негодовать.

— Я не могу с тобой играть, — заявил он. — Это все равно что обкрадывать тебя.

Наверху монахи, как видно, начали молиться: издалека доносилось монотонное пение какого-то псалма.

— Пошли в свою подземную церковь, — пояснил Чиро. — Наверху, должно быть, тревога. Как только тревога — они сейчас же спускаются и начинают молиться и молятся, пока не перестанут стрелять.

Марио рассеянно кивнул головой и прислушался. Снизу долетел тихий свист.

— Это Перчинка, — сказал Чиро, вскакивая на ноги. — Идем вниз. Наверное, ушли.

Когда Перчинка и Винченцо вернулись, полицейского агента на площади уже не было. Тревога еще не кончилась. Приятели быстро юркнули в свои развалины. У обоих были полны руки: Перчинка нес несколько батонов сухой копченой колбасы, Винченцо — галеты. В разрушенной колбасной на улице Фория не нашлось больше ничего. Но все-таки обед был обеспечен.

С трудом выбравшись из узкого прохода, Марио встал наконец в полный рост и подошел к маленькому хозяину монастырских развалин.

— Ну как, ушли? — спросил он.

— Никого не нашли! — с притворным огорчением вздохнул мальчик. — Мне даже фотографию твою показывали, — смеясь, добавил он. — Ты там в галстуке!