Пепельное сердце - [9]

Но было у города и пульсирующее дикое сердце, которое по ночам становилось совершенно другим, нежели днём: так и сегодня старый квартал на гавани надел торжественное облачение из фонарей и баннеров. На каждом углу делали ставки. В лавках продавали жареных кальмаров, водку и перламутровые маски для людей, предпочитавших оставаться неузнанными в этом квартале. Саммер и Финн подошли к маленькой группе музыкантов, которые играли на пристани прямо под открытым небом. Женщины в масках сирен подпевали громкими и пьяными голосами, а мужчины хлопали в такт. В последний раз Саммер обеспокоенно осмотрелась вокруг, но никто не обращал на неё внимания, никто не носил перчатки, и больше ничто не напоминало ей о сне.

Это продлилось не полчаса. И даже не час. Они покинули гавань только тогда, когда последний музыкант упаковал свою гитару. Мир Саммер всё ещё танцевал, а привкус крепкого вина наполнял каждый вздох сладостью. Она и Финн держались за руки, и, как ни странно, в эту ночь ей было легко предаться этой близости. Здесь и сейчас они были просто парой, неторопливо прогуливающейся по переулкам — быть может, домой, или в чужую кровать, что стоила дешевле.

— Куда теперь? — спросил Финн. Чем дальше они отдалялись от гавани, тем тише они говорили, пока и вовсе не перешли на шёпот. Саммер указала на юг, где жалкие многоэтажки внешнего района города возвышались над прибрежными горами. Финн тихо присвистнул сквозь зубы. — А ты и правда живёшь в месте, куда даже Морт не ступил бы и одной ногой.

Где-то позади них несколько бродячих кошек рылись, судя по всему, в мусорных баках, но на этот раз Саммер не испугалась. Быть может, дело было в вине, но сон поблёк в тени, а луна больше не выглядела как гримаса мертвеца, скорее как устало улыбающийся мужчина, смотрящий на полуночников с лёгкой насмешкой.

— Пойдём, — прошептала Саммер Финну. — Давай сократим путь. Это безопаснее, чем идти по большой улице.

Её шаги были беззвучны, когда она свернула на окольную дорогу, которая по кривой привела бы их к жилому кварталу Саммер. Под своими ногами она ощущала борозды, оставленные в асфальте устричными тележками.

— Я всегда поражался, что ты имеешь против обуви? — шёпотом спросил у неё Финн. — На острове так принято, ходить босиком?

— На моём острове — да. Моя мама всегда говорила, кто напяливает обувь, тому с таким же успехом можно нацепить намордник, и он не станет жаловаться.

— Во всяком случае, это объясняет твой острый язык. С какого именно острова ты родом?

— Тувалу. Южная часть. Батор Сэл заходит в гавань и покупает там красный янтарь для ювелирных украшений.

— Красный янтарь, — тон его голоса звучал немного задумчиво. — Почти как твои волосы, но твои глаза напоминают скорее дымчатый кварц.

— Волосы у меня от матери, а глаза — от отца, рыботорговца. — Хоть от вина её мысли стали тяжёлыми и туманными, над правильными ответами ей не приходилось задумываться ни секунды. Она вообще не могла быть настолько пьяной, чтобы забыть детали собственной жизни. Слишком сильно она желала, чтобы они были правдой.

— В самом деле? Твой отец всего лишь простой рыботорговец? Я мог бы поклясться, что ты родом из богатой семьи.

— Как ты пришёл к такому выводу?

Краем глаза Саммер заметила тенистое пожимание плечами.

— Ну, иногда ты как-то… непосредственно разговариваешь с людьми. Так, будто ты привыкла приказывать. Кроме того: есть не так много людей, которые гордятся быть актёрами, как это делаешь ты. Те, которые становятся ими из бедности, жалуются на свой выбор. И лишь те, кто решился на это по доброй воле, любят свою работу. И обычно они приходят из богатых домов, думая, что теперь они, наконец, обретут свободу.

Саммер улыбнулась. Это была самая простая игра — брать образы, которые ей предлагал собеседник, и формировать по ним собственное «Я».

— А кто сказал, что рыботорговцы должны быть обязательно бедными? — прошептала она. — Мои родители занимали тридцать рабочих в рыбном зале.

— Значит, я всё-таки прав, и ты богатенькая девочка?

— По крайней мере, была ей. Я родилась в мраморном доме и могла бы жить как принцесса предместья, но уже с детства я любила театр. Так что я ушла в Кандуран, хотя моя семья была против.

Образ, который Саммер только что описала, казалось, шёл в ногу с ней одной дорогой в обществе многих других девушек, которыми она уже была. Лишь смутно и едва различимо она узнавала среди всех этих выдуманных созданий саму себя: незнакомку, чуждую ей. Истекающую кровью, с ссадинами и пустым взглядом, и с этим страхом в сердце, который гнал её из города в город.

— Сколько тебе было лет, когда ты покинула Тувалу? — поинтересовался Финн.

Саммер замедлила шаг. Когда речь заходила о числах, это означало, что нужно быть осторожной.

— Почему ты хочешь это знать?

— Морт утверждает, что тебе двадцать пять. Но я…

— Вот как! Ты считаешь меня обманщицей?

— Т-с-с! Хочешь привлечь вредителей? Нет, но ты та, кто точно знает, чего она хочет и как это получить. Это мне и нравится в тебе.

Саммер пожала плечами.

— Морт хотел актрису в возрасте Мии. А я хотела роль любой ценой. Что бы ты сделал?