Пепел книжных страниц - [8]

Нина холодно заявила:

— Не моего! Был, да сплыл!

Георгий Георгиевич, отпив чаю, заметил:

— Думаю, он вас действительно любит. Но и ходить на сторону любит тоже. Да, такой нам не нужен, не нужен. И вообще, в нашей профессии лучше быть волком-одиночкой!

— В нашей профессии? — переспросила, ничего не понимая, Нина, и Георгий Георгиевич безмятежно ответил:

— Я имею в виду профессию владельца «Книжного ковчега». Понимаю, момент может показаться вам крайне неподходящим, но вы потом поймете, что он как нельзя кстати. Потому что, Ниночка, я ухожу на пенсию. Однако закрывать «Книжный ковчег» не намереваюсь. Более того, нельзя. Поэтому его новой владелицей станете вы!

Нина на этот раз все же поперхнулась пирогом, так, что библиографу пришлось долго колотить ее кулаком по спине.

— Извините, Ниночка, не хотел, чтобы так получилось. Все точно в порядке? Ну и прекрасно! Да, я ухожу на пенсию, а магазин с особняком получаете вы. В полное и безвозвратное пользование. Я к вам за эти годы присмотрелся, вы — идеальный кандидат. Вы, Ниночка, та, кто мне нужна!

Он смолк, и Нина впервые за все это время вдруг поняла, что находится наедине с эксцентричным крепким пожилым мужчиной, о котором ничегошеньки, несмотря на многолетнее ежедневное общение, сводившееся исключительно к литературным темам, не знала.

Ничегошеньки.

И что именно имел он в виду, говоря, что она ему нужна?

Девушке сделалось не по себе. Она в чужом доме — а что, если…

Ее взгляд упал на нож, которым разрезали пирог.

И вообще, что это за предложение такое — получить его магазин, более того, особняк! В обмен, собственно, на что?

Неужели на услуги особого рода?

— Ах, Ниночка, слышу, как вы глубоко задышали, боюсь, что не просто смутил, но и напугал вас своим предложением! Однако опасаться вам совершенно нечего!

Нина поняла, что это в самом деле смешно: Георгий Георгиевич был ее хорошим другом, опасаться которого было верхом глупости.

Однако, несмотря на все это: что именно он имел в виду?

— Наверное, вы все задаетесь вопросом, что же я имею в виду? А именно то, Ниночка, что и сказал. Вы — идеальный кандидат!

Кандидат на роль кого?

— Ну, налить вам еще чаю? Ну, успокойтесь, прошу вас! И не дрожите как осиновый лист. Просто ситуация следующая: «Книжный ковчег» — дело всей моей жизни. А я, как сами понимаете, не молодею. Детей у меня нет, родственников, как близких, так, собственно, и дальних, тоже. И чтобы мое детище не умерло вместе со мной, мне нужен наследник. Ну, или наследница! Так что повторю в третий раз: вы, Ниночка, идеальный кандидат!

Девушка, снова взглянув на нож для пирога и быстро отведя взор (хорошо, что Георгий Георгиевич не видел!), откашлялась и произнесла:

— Я вам очень благодарна, но…

И замерла, потому что вдруг поняла: за этим «но» ничего не последует. Потому что предложение библиографа было, быть может, и странное, однако такое заманчивое.

Более того, такое логичное: собственно, почему бы и нет? «Книжный ковчег» давно стал ее домом, уж во всяком случае, в гораздо большей степени, чем ее комната в общежитии.

Или съемная квартира Славика.

Возникла пауза, и Георгий Георгиевич, погладив седую бороду, произнес:

— Ага, значит, аргументация на этом исчерпана, Ниночка? Из чего могу сделать вывод, что мое предложение вам небезынтересно.

— Но вы ничего обо мне не знаете! — выпалила девушка, на что библиограф ответил:

— Ну, вы обо мне, собственно, тоже ничего. Хотя в отношении того, что ничего о вас не знаю, хочу возразить: мне прекрасно известны ваши литературные вкусы, а этого вполне достаточно, чтобы составить представление о человеке. Безоговорочно признаете первенство умерших в один день Шекспира и Сервантеса, но считаете англичанина, если он вообще существовал, гораздо важнее испанца, сомнений в чьем существовании нет. Преклоняетесь перед Львом Толстым, не понимаете шумихи вокруг Достоевского, любите Камю, считаете переоцененным Сартра, во многом переоцененным Брета Истона Эллиса и абсолютно переоцененным Мишеля Уэльбека, боитесь Кафки, но еще гораздо сильнее — Гоголя, любили, да разлюбили Габриэля Гарсиа Маркеса, как, впрочем, и Бориса Пастернака, чувствуете скрытую мощь Даниэля Кельмана, не выносите Томаса Пинчона, активно не выносите Генри Джеймса, Джеймса Джойса и Джойса Кэри. Благоговеете перед Набоковым, плачете с Золя, смеетесь над Пелевиным, равнодушны к Томасу и Генриху Маннам, Уильяму Фолкнеру и Джонатану Франзену. Обожаете перечитывать на досуге Стивенсона и Конан Дойля, восторгаетесь Агатой Кристи, тайно почитаете Джоан Роулинг… Разве этого недостаточно, чтобы понять, что вы за человек?

Чувствуя, что краснеет, Нина быстро произнесла:

— И этого достаточно, чтобы вы решили… передать мне свой книжный магазин и… особняк? И кстати, если вы уйдете на пенсию и не будете здесь больше работать, то где вы намереваетесь жить?

И опять мелькнула шальная мысль — неужели Георгий Георгиевич, тряхнув сединой, узнав, что она рассталась с другом, решит вдруг сделать ей предложение руки и сердца — и предложит жить в особняке вместе?

— Ниночка, опасаться вам совершенно нечего! И магазин, и особняк будут в вашем полном распоряжении. Я же, уйдя на пенсию, уеду туда, откуда приехал сюда…