Пепел и алмаз - [9]

Когда Розалия наконец ушла, Алиция закрыла шкаф. Но, сделав несколько шагов, вернулась, распахнула дверцы и стала опять перебирать простыни. Все напрасно. И она снова закрыла шкаф. Вдруг в большом зеркале, на расстоянии вытянутой руки, она увидела свое побледневшее, постаревшее лицо и испугалась: такой страдальческий у нее был взгляд. Алиция машинально подняла руки и стала поправлять волосы. Было так тихо, словно дом вымер. Из соседней комнаты, где теперь помещался кабинет Антония, не доносилось ни звука. Только в саду весело щебетали птицы.

Алиция отвернулась от зеркала и уже хотела идти, но тут взгляд ее упал на фотографию Алика, стоявшую возле тахты. Это был старый снимок, он относился к тем далеким временам, когда Алику было три года. Он сидел на освещенных солнцем каменных ступеньках в летней рубашке и коротеньких штанишках, обхватив ручонкой по-ребячьи согнутую в колене ногу. Алик был хорошеньким мальчиком — светловолосым, кудрявым, с круглой, невинной, как у ангелочка, мордашкой. Глядя на фотографию, она почему-то вспомнила, что тем летом, когда его снимали, Алик пережил первое детское горе. Он увидел выпавших из гнезда аистят и безутешно рыдал несколько часов подряд, а ночью метался, вскакивал с громким криком, жалобно плакал во сне и потом еще долго, даже зимой, вспоминал бедных, как говорил, «асистят». С тех пор прошло много лет, но, зажмурясь, чтобы сдержать подступившие к глазам жгучие слезы, она вдруг как бы снова ощутила в своих объятиях теплое детское тельце, и вся затрепетала от любви, тревоги и щемящей грусти, как тогда, когда она прижимала к себе безутешно рыдавшего сына.

Она взяла себя в руки и быстро вышла из спальни. На лестнице из комнаты Анджея слышались голоса. Она в нерешительности остановилась. Но при мысли, что Розалия может догадаться об исчезновении денег, поборола минутное колебание.

Наверху, в единственной пригодной для жилья комнате, устроился Алик, а потом с ним поселился Анджей, когда вернулся в марте из леса. За дверью слышались молодые мужские голоса. Громкий разговор напоминал ссору.

— Это ты, Мацек, первый начал. Все из-за тебя, идиот!

— Сам идиот!

— Но, но, полегче…

— Чего вы ко мне привязались, черти? Откуда я мог знать? И время совпадало, и машина такая же…

Возбужденный гомон заглушил говорившего. Тут послышался новый голос:

— Спокойно, ребята! Во-первых, немного потише. Мы ведь не в лесу…

Алиция только сейчас сообразила, что это говорит сын.

— …во-вторых, — продолжал он в наступившей тишине, — никто из вас персонально не несет вины, мы были вместе и вместе провалили дело…

Когда Алиция постучала, в комнате стало тихо. Через минуту раздался непринужденный голос Анджея, который подчеркнуто, с ударением сказал:

— Прошу!

Ей не хотелось заходить в комнату, и она решила окликнуть сына, но дверь открылась, и на пороге появился Анджей, как всегда, в высоких сапогах, без пиджака, в расстегнутой на груди рубашке с короткими рукавами. Он был высок ростом, светловолос и, как отец, хорошо сложен. Воздух в комнате был сизый от табачного дыма.

— Ах, это ты, мама! — сказал он немного удивленно и вышел за дверь. — У меня приятели…

— Знаю, знаю, — торопливо перебила она. — Не буду тебе мешать, я на одну минутку… Только закрой, пожалуйста, дверь.

— Что случилось?

— У меня к тебе просьба, — робко начала она. — Мне надо купить немного шерсти…

— И у тебя не хватает денег?

Она покраснела, но на лестнице было темно, и Анджей этого не заметил.

— Так получилось. Если ты можешь…

— Ну конечно! Какая ты все-таки, мама… я много раз говорил тебе, пора бросать эту работу. Ведь деньги у меня есть, а ты всегда устраиваешь какие-то церемонии.

— Теперь уже скоро брошу, — уклончиво ответила она. — Ведь отец начнет зарабатывать…

Анджей пренебрежительно махнул рукой.

— Эх, сколько он может заработать! Впрочем, как хочешь, мама. Сколько тебе нужно, пять, десять тысяч?

Она испуганно посмотрела на него.

— Что ты? Гораздо меньше… Три.

— Всего-то! И стоит говорить о таких пустяках! Пожалуйста, мама.

Он небрежно сунул руку в карман брюк и извлек оттуда толстую пачку пятисотенных бумажек. Держа ее в руке, он взглянул на мать.

— Тебе правда не нужно больше?

Увидев у сына столько денег, она была так потрясена и ошеломлена, что даже не расслышала вопроса. Она знала, что у Анджея нет постоянного заработка, да и где теперь можно заработать такую уйму денег?

— Сынок, — робко промолвила она, — это, наверно, не твои деньги?

— Почему же? — Он самодовольно ухмыльнулся, но, поймав испытующий взгляд матери, покраснел и отвел глаза в сторону.

— Ты думаешь, здесь очень много? Это только так кажется.

Он быстро отсчитал шесть бумажек и протянул матери.

— Вот, пожалуйста, три тысячи.

— Спасибо, — прошептала она, но сомнения и беспокойство не оставляли ее, и она снова заговорила:

— Сынок…

Но сын показался ей в эту минуту таким чужим и неприступным, что она, не докончив фразы, замолчала. И все же в ней жила еще слабая надежда, что он поймет ее и вот сейчас скажет какие-то искренние, теплые слова. Однако прозвучавшее в ответ отрывистое, деловое «что?» не было для нее неожиданностью.