Пепел - [13]

Ногою наступил и замер…

Там — время медленно текло

Средь одиночных, буйных камер.

Сложивши руки, без борьбы,

Судьбы я ожидал развязки.

Безумства мертвые рабы

Там мертвые свершали пляски:

В своих дурацких колпаках,

В своих ободранных халатах,

Они кричали в желтый прах,

Они рыдали на закатах.

Там вечером, — и нем, и строг —

Вставал над крышами пустыми

Коралловый, кровавый рог

В лазуревом, но душном дыме.

И как повеяло весной,

Я убежал из душных камер;

Упился юною луной;

И средь полей блаженно замер;

Мне проблистала бледность дня;

Пушистой вербой кто-то двигал;

Но вихрь танцующий меня

Обсыпал тучей льдяных игол.

Мне крова душного не жаль.

Не укрываю головы я.

Смеюсь — засматриваюсь вдаль:

Затеплил свечи восковые,

Склоняясь в отсыревший мох;

Кидается на грудь, на плечи —

Чертополох, чертополох:

Кусается — и гасит свечи.

И вот свеча моя, свеча,

Упала — в слякоти дымится;

С чела, с кровавого плеча

Кровавая струя струится.

Лежу… Засыпан в забытье

И тающим, и нежным снегом,

Слетающим — на грудь ко мне,

К чуть прозябающим побегам.

1904–1906

Москва

УГРОЗА

В тот час, когда над головой

Твой враг прострет покров гробницы,—

На туче вспыхнет снеговой

Грозящий перст моей десницы.

Над темной кущей

Я наплываю облаком, встающим

В зное.

Мой глас звучит,

Колебля рожь.

Мой нож

Блестит

Во имя Бога —

— Обломок месячного рога

Сквозь облако немое.

Всхожу дозором

По утрам

Окинуть взором

Вражий стан;

И там —

На бледнооблачной гряде

Стою с блеснувшим копием,

Подобным утренней звезде

Своим алмазным острием

Пронзившим веющий туман.

1905

Дедово

В ТЕМНИЦЕ

Пришли и видят — я брожу

Средь иглистых чертополохов.

И вот опять в стенах сижу

В очах — нет слез, в груди — нет вздохов.

Мне жить в застенке суждено.

О, да — застенок мой прекрасен.

Я понял все. Мне все равно.

Я не боюсь. Мой разум ясен.

Да, — я проклятие изрек

Безумству в высь взлетевших зданий.

Вам не лишить меня вовек

Зари текучих лобызаний.

Моей мольбой, моим псалмом

Встречаю облак семиглавый,

Да оборвет взрыдавший гром

Дух празднословия лукавый.

Мне говорят, что я — умру,

Что худ я и смертельно болен,

Но я внимаю серебру

Заклокотавших колоколен.

Уйду я раннею весной

В линючей, в пламенной порфире

Воздвигнут в дали ледяной

Двузвездный, блещущий дикирий.

1907

Москва

УТРО

Рой отблесков. Утро: опять я свободен и волен.

Открой занавески: в алмазах, в огне, в янтаре

Кресты колоколен. Я болен? О нет — я не болен.

Воздетые руки горе на одре — в серебре.

Там в пурпуре зори, там бури — ив пурпуре бури.

Внемлите, ловите: воскрес я — глядите: воскрес.

Мой гроб уплывает — золотой в золотые лазури.

Поймали, свалили; на лоб положили компресс.

1907

Париж

ОТПЕВАНИЕ

Лежу в цветах онемелых,

Пунцовых,—

В гиацинтах розовых и лиловых,

И белых.

Без слов

Вознес мой друг —

Меж искристых блесток

Парчи —

Малиновый пук

Цветов —

В жестокий блеск

Свечи.

Приходите, гостьи и гости,—

Прошепчите: «О Боже»,

Оставляя в прихожей

Зонты и трости:

Вот — мои кости…

Чтоб услышать мне смех истерический,—

Возложите венок металлический!

Отпевание, рыдания

В сквозных, в янтарных лучах:

До свидания —

В местах,

Где нет ни болезни, ни воздыхания!

Дьякон крякнул,

Кадилом звякнул:

«Упокой, Господи, душу усопшего раба

твоего…»

Вокруг —

Невеста, любовница, друг

И цветов малиновый пук,

А со мной — никого,

Ничего.

Сквозь горсти цветов онемелых,

Пунцовых —

Савана лопасти —

Из гиацинтов лиловых

И белых —

Плещут в загробные пропасти.

1906

Серебряный Колодезь

У ГРОБА

Со мной она —

Она одна.

В окнах весна.

Свод неба синь.

Облака летят.

А в церквах звонят:

«Дилинь динь-динь…»

В черном лежу сюртуке,

С желтым —

С желтым

Лицом;

Образок в костяной руке.

Дилинь бим-бом!

Нашел в гробу

Свою судьбу.

Сверкнула лампадка.

Тонуть в неземных

Далях —

Мне сладко.

Невеста моя зарыдала,

Крестя мне бледный лоб.

В креповых, сквозных

Вуалях

Головка ее упала —

В гроб…

Ко мне прильнула:

Я обжег лицо ее льдом.

Кольцо блеснуло

На пальце моем.

Дилинь бим-бом!

1906

Серебряный Колодезь

ВЫНОС

Венки снимут —

Гроб поднимут —

Знаю,

Не спросят.

Над головами

Проплываю

За венками —

Выносят —

В дымных столбах,

В желтых свечах,

В красных цветах —

Ах!..

Там колкой

Елкой,—

Там можжевельником

Бросят

На радость прохожим

бездельникам —

Из дому

Выносят.

Прижался

Ко лбу костяному

Венчик.

Его испугался

Прохожий младенчик.

Плыву мимо толп,

Мимо дворни

Лицом —

В телеграфный столб,

В холод горний.

Толпа отступает.

Служитель бюро

Там с иконой шагает,

И плывет серебро

Катафалка.

Поют,

Но не внемлю.

И жалко,

И жалко,

И жалко

Мне землю.

Поют, поют:

В последний

Приют

Снесут

С обедни —

Меня несут

На страшный суд.

Кто-то там шепчет невнятно:

«Твердь — необъятна».

Прильнула и шепчет невнятно

Мне бледная, бледная смерть.

Мне приятно.

На желтом лице моем выпали

Пятна.

Цветами —

Засыпали.

Устами —

Прославили.

Свечами —

Уставили.

1906

Серебряный Колодезь

ДРУЗЬЯМ

Н. И. Петровской

Золотому блеску верил,

А умер от солнечных стрел.

Думой века измерил,

А жизнь прожить не сумел.

Не смейтесь над мертвым поэтом:

Снесите ему цветок.

На кресте и зимой и летом

Мой фарфоровый бьется венок.

Цветы на нем побиты.

Образок полинял.

Тяжелые плиты.

Жду, чтоб их кто-нибудь снял.

Любил только звон колокольный

И закат.

Отчего мне так больно, больно!

Я не виноват.

Пожалейте, придите;

Навстречу венком метнусь.

О, любите меня, полюбите —

Я, быть может, не умер, быть может,

проснусь —

Вернусь!