Пенумбра. Шесть готических рассказов. - [2]

Впрочем, опустим пространное описание Смита и подробности того зимнего вечера, когда я впервые увидел его в своей весьма скромной студенческой комнатушке в Эдинбурге. Оставим ненадолго в покое так же его сущность, поскольку в любом случае она всё равно не поддаётся описанию и является тайной для человеческого восприятия. Я уже упоминал о его зловещей вуали, сшитой из скрытой, потусторонней угрозы и отчуждённого равнодушия, что тенью следовала за ним. Невозможно в точности воспроизвести в памяти и сделать последующий анализ тех мелких потрясений, которые посещали моё сознание, едва я ощущал его присутствие неподалёку. Вы подумаете — ерунда, но это было так — он как будто заставлял меня чувствовать его, и в эти моменты моё нервное напряжение достигало пика, и мои нервы натягивались, словно струны. Я чувствовал нервную дрожь, и, казалось, сотня колоколов одновременно звенела в моей голове. Нет, я отнюдь не хочу сказать, что он делал это злонамеренно, дело было, скорее всего, в том, что за его спиной стоят некие иные, более могущественные, нежели он сам, силы, на которые, собственно, и реагировала моя нервная система, чтобы я не терял свою бдительность.

Со времени моего первого знакомства с этим человеком, я пережил множество приключений и повидал не меньшее количество удивительных вещей, но будет ложью с моей стороны сказать, будто я знаю и понимаю всё на свете. Это был единственный случай в моей жизни, когда я встретил человека, имеющего возможность столь тесно соприкасаться с миром тёмным, зловещим, нечестивым; и кто бы мог заставить меня испытывать слабость и страх лишь одним своим присутствием. Этим незавидным знакомством был господин Смит.

Мне не дано было знать, чем он занимается целыми днями за запертыми дверьми своей комнаты. По-моему, он спал вплоть до захода солнца. Никто и никогда не сталкивался с ним на лестнице и не слышал, чтобы он издал хоть какой-нибудь звук из своей комнаты в течение всего дня. Он был созданием тени, что страшатся света, отдавая своё предпочтение тьме. Хозяйка дома ничего не знала, или просто не хотела говорить. Она не имела к нему претензий, и с тех пор я часто задавался вопросом, с помощью какой магии Смит смог превратить обычную, общительную женщину, хозяйку целого дома в замкнутого и необщительного человека. Это само по себе было признаком каких-то необычных способностей.

Он жил здесь, со мной, много лет — задолго до вашего приезда. Я не вмешиваюсь в чужие дела и не задаю лишних вопросов о том, что в сущности своей меня не касается, но ровно до тех пор, пока люди исправно платят мне аренду. Это было всё, что мне удалось узнать, и хозяйка ясно дала мне понять, что больше не желает подымать эту тему. Я не настаивал, поскольку вряд ли она могла знать что-то ещё.

Экзамены, и множество других важных и волнительных событий в жизни студента, на время полностью очистили мою голову от мыслей о злополучном Смите. Долгое время я вообще не вспоминал о нём, и у меня не было ни желания, ни мужества напрашиваться в гости к этому человеку, чтобы узнать еще, что-нибудь новое о нём.

Однако в тоже время произошли некоторые разительные изменения в жизни тех, от кого зависели мои скромные доходы, и я был вынужден покинуть свою комнату на первом этаже, переместившись в ещё более скромную клетушку на чердаке. Здесь я был в непосредственной близости со Смитом, ведь чтобы добраться в свою комнату, мне каждый раз нужно было проходить мимо его двери.

Так сложилось, что примерно в это же время, меня часто отвлекали от учёбы, а то и вырывали из цепкой хватки сна ночные вызовы, чтобы я мог улучшить свои врачебные навыки посредством анализа состояния беременных и принятия родов. Весь четвёртый курс я должен был заниматься этим некоторое время, так что возвращаться домой поздно было обычной практикой для меня. Так случилось и на тот раз. Я вернулся с одного из вызовов, где-то около двух часов ночи, и был крайне удивлён, услышав звук голоса, источник которого, очевидно, был комнате Смита. Чудесный, сладковатый запах, нечто на подобии фимиама сочился из-за его двери в коридор.

Пока я тихо поднимался по лестнице — мои мысли снедало любопытство — что же всё-таки происходит за закрытой дверью его комнаты в столь позднее время? Насколько я знал, у Смита никогда не бывает посетителей. Я промедлил, поставив одну ногу на первую ступеньку лестницы, ненадолго задержавшись у двери. Мой интерес к этому загадочному человеку воспылал с новой силой, быстро разгораясь в яркое пламя, требующее от меня немедленных действий. Это был мой шанс узнать хоть что-то об этом странном человеке, предпочитающим проводить время в объятьях богини ночи.

Звук голосов был слышен чётко. Голос Смита звучал настолько громко, что я не мог в сущности своей разобрать почти ничего из того, что говорит ему его собеседник, изредка прерывающий его речь. Я не понимал ни слова не потому, что не слышал их — голоса были громкие и чёткие — а потому, что язык, на котором они разговаривали, был иным, незнакомым мне наречием.

Я так же чётко слышал звуки их шагов. Они ходили по комнате, расхаживая взад и вперёд возле двери. Шаг одного из них был лёгким и пружинистым, другой же был тяжелым и грузным. Смит говорил без остановки. Слова лились с его уст монотонным, неудержимым потоком, подобно молитве то ближе, то дальше от меня — в зависимости от того, насколько близко он подходил к двери. Его собеседник тоже двигался, но по совершенно неведомой мне траектории; он ходил быстрым, семенящим шагом, то и дело спотыкаясь о какую-то мебель, которую он тут же сильным и резким броском отшвыривал в сторону, после чего был слышен глухой удар чего-то деревянного о стену.