Прямо передо мной лежала огромная ржавая железка. Вначале я подумал, что это гигантская рухнувшая опора ЛЭП. Но, отъехав на сотню шагов в сторону и оглядевшись, я понял, что Господь Бог снова пошутил и осуществил еще одну мою мечту — побывать в Париже.
Желудок сдавил спазм, словно я не ел несколько дней. К горлу подступил мерзкий тошнотворный ком, а шар пустоты, образовавшийся в груди еще когда я в первый раз выглянул из окна своей квартиры, разросся до размеров баскетбольного мяча.
Никогда не думал, что в нашем суетном, но, в общем-то понятном мире, Волгоград начнет граничить с Парижем. А не сходить ли мне в кабаре? Поглазеть на красоток, пропустить стаканчик французского вина? Или, наоборот, посетить собор парижской Богоматери и отвесить поклон терновому венку Христа? Кто теперь Бог? У кого просить помощи?
От мыслей меня отвлек оклик:
— Bonjour!
Я оглянулся и встретился глазами с улыбающимся в тридцать два зуба парнем.
— Parlez-vous francais?
Я помотал головой.
— Do you speak English?
Говорила мама: «Учи английский — пригодится». И вот права же была. В шестьдесят один год — пригодилось бы.
— Sprechen Sie Deutsch? — продолжал иностранец.
— Гребаный полиглот! Я русский! И свой язык даже до конца не знаю! — взорвался я. Из-за стресса я стал раздражительным, как подросток.
— Russe?
— Да. Yes.
— А-а-а. Crier toujours. Venir sur, — сказал парень и двинулся в сторону Триумфальной арки.
Еще один Сеня? Только француз? Я плюнул на растрескавшийся асфальт и медленно поехал следом. Какая теперь разница: Россия, Франция или Америка? Все едино. Весь мир на коленях. Чтобы разбить мою новую мечту миру понадобилось десять минут.
Я оглянулся на стену света. Если пройти сквозь нее, где я окажусь? В Австралии? В Канаде? Или может в Антарктиде? Белые медвежата будут рады даже такому дряхлому ужину…
Парень свернул на узкую дорожку, прошел мимо десятка разрушенных зданий и вышел в квартал одноэтажных домиков. Всю дорогу я ехал в десятке шагов от него.
Возле второго дома стоял сухощавый мужчина и возился с лежащим на двух столах ветряком.
— Russe, — произнес полиглот.
— Мерси, Жак. Reste, — ответил мужчина и перевел взгляд на меня: — Здравствуй, дедушка. Из Волгограда или Новгорода?
— Волгограда.
— Совсем земляки, — кивнул мужчина. — Меня Андреем звать. Куда-то конкретно идешь или осесть не прочь?
— Да куда теперь идти…
— Пойдем тогда, покажу наши владения, а походу решишь.
Я пожал плечами. Здесь мне нравилось больше, чем у Марата.
— Тут жилые дома, — начал экскурсию Андрей. — В общине уже сотня человек. За кварталом целое поле дикой пшеницы. Сейчас спелая попадается, а через неделю надо всю убирать. Хочу на Сене что-то под мельницу приспособить. Было б здорово не вручную молоть.
— А не боитесь этих… завоевателей. Я от одних сбежал, там каждый третий с автоматом ходил.
— Не-е, — махнул рукой Андрей. — Нам со стеной повезло — с характером попалась. Уродов всяких не пускает.
— Господи, шестьдесят один год узнавал мир, а оказывается — ничего о нем не знаю.
Андрей рассмеялся и, показывая на приземистые здания, продолжил рассказывать:
— Здесь кузница будет, тут пекарню сделали. Здесь у нас библиотека. Уже пару сотен разных изданий набрали. В основном беллетристика, но и по физике, химии и машиностроению учебники нашлись.
— Все, я остаюсь у вас, — засмеялся я. — Люди, которые в разрушенном мире думают о культуре — мне как братья.
— Вакансия открыта, — улыбнулся Андрей. — Сталкеры у нас хорошие, книги тоже приносят. Но отдельного человека нет.
«Цивилизация умерла, но спасти цветки ее культуры мне никто не помешает», — подумал я и с улыбкой сказал:
— Сталкер-библиотекарь? Я согласен.
— Вот и отлично. Домик отдельный будешь поднимать? Или в библиотеке места хватит?
— Мне много не надо, — отмахнулся я. — Я даже на пенсию успел пожить.
— А-а, — протянул с улыбкой Андрей, — после такого, наверное, ничего не страшно.
Я поддержал шутку коротким смешком.
Не зря говорили про увеличение пенсионного возраста. Можно сказать накаркали. Теперь хотя б в сто лет на пенсию уйти. Двадцать лет учебы, сорок лет стажа, тридцать лет сна. Да еще десяток на благо нового человечества. Что ж, девяностые пережили, переживем и пятидесятые. Библиотекарем и пенсионер поработает с удовольствием. Сейчас эта профессия — эксклюзив. И, шутка ли, я теперь парижанин.