Пенрод - [63]
– Да, да? – отозвался величественно тот.
– Как вы считаете, санскрит это более трудный язык, чем испанский?
– Наверное, все зависит от того, кто эти языки изучает, – нараспев произнес гость. – Не все обладают одинаковыми способностями. Если вы мне позволите, я обращусь к собственному примеру. У меня не возникает существенных трудностей в изучении любого языка.
– Тогда позвольте и мне, – вмешалась хозяйка дома. – Уместно ли, по вашему мнению, мистер Кинослинг, носить перья на шляпке?
Тут следует обратиться к знакам, которые присущи разным сословиям, – принялся за новую лекцию очаровательный джентльмен. – Различия в социальном положении влекут за собой различия духовные и интеллектуальные. Что перья на шляпке! – театрально воскликнул он. – Куда важнее те качества, которые каждый из нас впитывает с молоком матери. «Яблоко от яблони недалеко падает», – гласит пословица, и нет, на мой взгляд, ничего вернее. Не будем далеко ходить за примером, друзья. В ушах моих продолжают звучать похвалы, которые так верно охарактеризовали сегодня вашего сына, миссис Бассет. Вот это и есть… – и выдержав эффектную паузу, мистер Кинослинг отвесил поклон хозяйке дома.
Драме суждено было разыграться именно в этот момент. Со двора раздались истошные вопли Джорджи, и что он кричал! Четко выговаривая каждое слово, он несколько раз подряд сообщил всем, кому было дано слышать:
– Иду в рай! Иду в рай! Иду к дьяволу! Дьявол тащит меня вниз!
Душераздирающий вопль вырвался из груди миссис Бассет. Она подбежала к окну и раздвинула занавески. Джорджи Бассет (вид сзади) предстал взорам присутствующих. Обвив руками и ногами ствол клена, он медленно карабкался вверх. Под деревом стояли Пенрод и Герман. Они придирчиво оценивали каждое движение соискателя на сан проповедника. Наблюдатели, сгрудившиеся у окна гостиной, сразу заметили, что руководит и направляет всю процедуру в нужное русло ни кто иной как Пенрод.
На другом конце двора стояли двое других членов экзаменационной комиссии – Морис и Сэм. Им было доверено оценить силу голоса Джорджи. Именно отвечая на их требование «Повторить громче!» – Джорджи и завопил так, что его услыхали в гостиной.
– Молодец, просто молодец, Джорджи! – одобрил Пенрод. – Видишь, Морис и Сэм говорят, что теперь им слышно. Хорошо бы теперь закрепить успех. Попробуй еще чуть погромче.
Поддержка требовательного экзаменатора чрезвычайно воодушевила Джорджи Бассета. Вскарабкавшись еще на несколько сантиметров выше, он завопил:
– Иду в рай! Иду в рай!
Мать отчаянно пыталась привлечь внимание сына, но все попытки ее были тщетны. Джорджи сейчас ничего не слышал, кроме собственного голоса и указаний «экзаменационной комиссии». Гости были потрясены. Они завороженно следили за мальчиком, который, по общему мнению, был гордостью города.
«Гордость города» в это время попыталась залезть еще выше, но сил не хватило, и он поехал по стволу вниз.
– Иду в ад! К дьяволу! Иду в ад! – немедленно заорал он.
Благополучно достигнув земли, он продолжал распинаться про ад и про дьявола, и голос его обретал все больше уверенности и звучности.
Нельзя отказать в звучности и воплю, который издала миссис Бассет. Потом она взвилась в воздух и выпрыгнула в окно. Каким-то чудом она приземлилась на обе ноги и не нанесла себе серьезных увечий. Тут в дело вступил мистер Кинослинг. Правда, он избрал куда более прозаический путь. Он вышел во двор через дверь, что, конечно, ничуть не умаляет его благородного порыва. Им двигало чувство долга. Он пришел просветить заблудшие юные души.
Поворачивая за угол дома, мистер Кинослинг столкнулся с Пенродом. Тот как раз заспешил домой. Природная деликатность натуры подсказывала ему, что Джорджи Бассета сейчас лучше всего оставить наедине с домашними и не портить маленького семейного торжества. Мистер Кинослинг грубо схватил Пенрода за плечи и, уступая пагубной силе эмоций, закатил исполненную гнева тираду:
– Юный негодяй! Законченный преступник! Ты хоть раз в жизни задумывался, кем станешь, когда вырастешь?
Пенрод смерил его укоряющим взглядом и кротко, но с огромным чувством внутреннего достоинства ответил:
– Когда я вырасту, сэр, я стану священником.
Глава XXVIII
ДВЕНАДЦАТИЛЕТИЕ
Каждый, кому было двенадцать, знает, что это за удивительный возраст. Двенадцатилетний подросток как бы возносится на вершину детства. Он чувствует себя среди тех, кто младше, словно академик среди ученых коллег, еще не завоевавших столь высокого звания. Пройдет всего год, и тринадцатилетняя неуклюжесть возвестит о том, что детство кончилось, и мы вступили в полосу юности. Однако период с двенадцати до тринадцати поистине эпохален, и мы нескоро забываем его.
Вот и Пенрод, одеваясь однажды утром, сразу понял, что все вокруг значительно изменилось. Казалось, большая часть окружающего мира теперь принадлежит ему. Это был ЕГО день. Такой день, бесспорно, стоил, чтобы дожить до него. В окно светило июльское солнце, а когда Пенрод выглянул наружу, теплый ласковый ветерок слегка взъерошил ему волосы. Пенрод начал с интересом следить за стайкой дроздов. Покинув дупло дерева, они, под предводительством вожака, полетели на поле. И Пенрод почувствовал, что и солнце, и ветерок, и дрозды – тоже сегодня как бы принадлежат ему, потому что сегодня у него день рождения. Наконец-то он достиг желанного мига: сегодня ему исполнилось двенадцать лет.
