Пение под покровом ночи. Мнимая беспечность - [50]

Реакции были самые разные.

Макангус досадовал и протестовал, говорил, что тема слишком страшна, чтобы на ней зацикливаться, и тем не менее не уходил, а слушал, развесив уши. Он неверно воспринимает все факты, так часто путает имена и даты, что уже начинаешь думать, он делает это нарочно и периодически получает нахлобучки от Мэрримена.

Кадди полностью растворился в теме. Смаковал детали, то и дело возвращался к Джеку Потрошителю, описывал все ритуальные ужасы и рассуждал об их возможном смысле.

Мэрримен, разумеется, был дидактичен и убедителен в своих аргументах. Мыслит он куда яснее и лучше остальных, хорошо знает все случаи, никогда не путает факты, никогда не упускает возможности лишний раз ткнуть полицию носом в дерьмо. По его мнению, полиция никогда не поймает этого человека, и ему эта мысль доставляла несказанную радость. (Ха-ха-ха, да знал ли он, что высмеивает детектива Хокшоу[28]?)

Дейл, как и Макангус, выказывал отвращение ко всем этим ужасам, но при этом живо интересовался так называемой „психологией убийцы-садиста“. Говорит он гладко, словно цитирует статью в одной из наименее почтенных ежедневных газетенок, как, впрочем, и подобает славному парню с телевидения. Бедняжка! Несчастная! Только и слышишь эти его: „Бедная, бедные девочки, бедные все-все! Жаль! Очень печально!“

Пребывая, тем не менее, в самом прекрасном и игривом настроении, он умудрился наглухо зашить пижаму мистера Мэрримена и подложить тряпичную куклу, сделанную из просторной ночной сорочки миссис Д.-Б., в постель к мистеру Макангусу. При этом он клялся и божился, что сам здесь совершенно ни при чем, и изображал из себя потенциальную жертву. Мэрримен был взбешен и собрался идти жаловаться капитану, а Макангус повел себя как классический пациент из журнала регистрации больных Фрейда.

Вот таковы они, четверо драгоценных фаворитов в убийственном гандикапе. Я уже писал тебе, что у меня имеется один подозреваемый, и, следуя классической традиции, дорогая, излагаю здесь одни только факты и полагаюсь на твои дедуктивные способности. И еще помни: капитан и его помощники, скорее всего, чисты, как стеклышки, и на борту вовсе может и не оказаться кровавого убийцы.

Доброй тебе ночи, дорогая. Не пропусти нашу следующую сценку в этом занимательном сериале».

Аллейн отложил письмо в сторону, рассеянно нарисовал несколько каракулей на промокашке, затем решил выйти и размять ноги перед сном.

Он спустился на нижнюю палубу и не увидел там ни души. Раз шесть обойдя ее, он перемолвился словечком с радистом, сидевшим в одиночестве в своем закутке, что находился по правому борту. И уже подумал, что пора бы и на боковую. Он прошел через пассажирский отсек мимо двери в каюту отца Джордана и вдруг увидел, как ручка повернулась и дверь приоткрылась на небольшую щелочку. И услышал голос отца Джордана:

— Ну, разумеется. Можете заходить ко мне, когда только пожелаете. Я здесь именно для этого.

Ему ответил женский голос — торопливо и неразборчиво.

— Думаю, — сказал отец Джордан, — вам следует выбросить все это из головы и просто исполнять свои обязанности. Совершите покаяние, приходите завтра на мессу, особый упор делайте на моем предложении. А теперь ступайте и молитесь. Да благослови вас Господь, дитя мое. Доброй ночи.

Аллейн быстро прошел вперед по коридору и успел подняться на лестницу прежде, чем миссис Эббот увидела его.

Глава 8 Воскресенье десятого

I

Назавтра было воскресенье, и отец Джордан с разрешения капитана в семь утра в салоне решил провести службу в честь праздника Святого Причастия. Из пассажиров службу посетили мисс Эббот, Джемайма, мистер Макангус и — сколь ни удивительно — мистер Мэрримен. Команду представляли третий помощник капитана, радист, два юнги и стюард Денис. Аллейн стоял в дальнем конце помещения, слушал, наблюдал и не впервые с чувством некоторого сожаления отметил, что эта часть духовной жизни как-то прошла мимо него.

По окончании службы пассажиры вышли из салона на палубу, где к ним присоединился и отец Джордан, надевший, как и обещал, «обычное свое облачение», черную сутану. Следовало отметить, выглядел он в ней очень эффектно, особенно когда легкий ветерок развевал его блестящие черные волосы. Мисс Эббот, как всегда, держалась чуть в стороне от остальных и наблюдала за ним со сдержанной почтительностью. Над всей этой сценой витал дух воскресного утра. Даже мистер Мэрримен притих и был задумчив. Мистер Макангус, очевидно, как и мисс Эббот, знакомый с тонкостями англо-католической службы, смотрел радостно и просветленно. Он сделал комплимент Джемайме, сказал, что выглядит она потрясающе, и какое-то время крутился вокруг нее, склонив голову набок. Красновато-коричневые его волосы здорово отросли, особенно сзади, а также довольно неаккуратными прядями падали на лоб и виски. Но он всегда надевал на выход фетровую шляпу, мало того, порой не снимал ее и в салоне, а потому эти недостатки прически особенно заметны не были.

Джемайма весело отвечала на его невинные комплименты, потом обернулась к Аллейну.

— Вот уж не ожидала увидеть вас здесь в такую рань, — заметила она.