Пендервики на Чаячьем Мысу - [40]

Но у Скай всё равно крепло подозрение, что с сестрой творится неладное. Джейн постоянно пребывала в приподнятом до каких-то умопомрачительных высот настроении. А время от времени замирала и начинала с загадочной улыбкой вглядываться в даль. И во сне она теперь бормотала не обычный свой бред про Сабрину, а «Доминик… Сабрина… Сабрина… Доминик…» – примерно так. Но Скай, хоть и беспокоилась, старалась не задавать сестре лишних вопросов. Потому что, во-первых, уважала право человека на личную жизнь, и во-вторых, боялась, что Джейн в ответ начнёт рассказывать, как сильно ей нравится Доминик, а она, Скай, этого не выдержит. А потом начался этот кошмар с палочкой от мороженого. В смысле, кошмар не то, что Доминик всучил Джейн эту палочку и она её взяла: Скай как раз стояла рядом и видела, как Джейн покраснела и сунула палочку в карман; ну это ладно – может, просто не хотела мусорить на улице. Но дальше всё пошло-поехало куда-то совсем не туда. Вечером, когда Скай заглянула на веранду, Джейн танцевала с этой палочкой от мороженого! И ещё мурлыкала, и напевала, и бормотала что-то себе под нос. Скай разобрала только одно слово – «Доминик», естественно.

– Ты что делаешь?! – возмутилась она: ей не верилось, что её родная сестра, носящая фамилию Пендервик, могла пасть так низко.

Джейн от неожиданности выронила палочку и тут же наступила на неё ногой.

– Ничего, – ответила она. – Просто танцую.

– Танцуешь с… – Скай не смогла выговорить это вслух.

Джейн опять принялась напевать и мурлыкать и раскачиваться вправо-влево, но теперь стоя на месте.

– Скай, жизнь так прекрасна! Это просто изумительно, до чего она прекрасна. И просто сказочно прекрасно, до чего она изумительна, правда?

– Неправда. Джейн, я видела, на чём ты сейчас стоишь.

– Да?..

– Джейн, слушай, по-моему, ты немножко того. Ну ладно бы ещё эта палочка принадлежала когда-то Эйнштейну, но… – Конец фразы, впрочем, куда-то потерялся. Никто не станет сходить с ума из-за Эйнштейна, это даже Скай понимала. – Лучше бы Розалинда поехала с нами. У меня ничего не получается.

– Нет-нет, Скай, ты самая лучшая застаршая сестра на свете! Превосходная! Изумительно сказочная!

– Но, Джейн…

– Не волнуйся за меня, Скай. Я просто счастлива, вот и всё! – Джейн подняла с пола свою палочку от мороженого, и её лицо осветилось блаженной улыбкой. – Когда-нибудь и с тобой это случится. Однажды ты встретишь его – и всё поймёшь.

Развернувшись, Скай пулей вылетела с веранды, а потом из дома, и всё это вместо того чтобы стукнуть Джейн в нос, и он бы распух по новой, – в общем, Скай очень гордилась, что ей удалось сдержаться. Но дальше-то что? Вот этого она совершенно не представляла. Как спасти Джейн от безумия? Гадать, что бы сделали в такой ситуации Цезарь или Наполеон, было бессмысленно. Сейчас Скай требовалось только дерево, которое она могла бы попинать ногами, – и немедленно. И бедным берёзам опять пришлось терпеть и страдать ни за что ни про что. Но зато Скай немножко успокоилась и сообразила наконец, что есть же человек, с которым можно поговорить про все эти любовные страсти с палочками от мороженого! И этот человек, конечно же, тётя Клер. Извинившись перед берёзами, она пошла обдумывать, с какой стороны лучше подобраться к этой деликатной теме, так, чтобы не выдать секретов Джейн.

На следующее утро Скай дождалась, когда тётя Клер останется в «Берёзах» одна. Туррон продолжал снабжать её пазлами: как раз сейчас тётя Клер трудилась над картинкой Гранд-канала в Венеции.

– Помоги мне, – попросила она, как только Скай появилась в дверях. – Не могу найти последний кусочек гондолы. Может, Пёс его слопал? Он недавно тут вертелся, и вид у него был какой-то виноватый.

Скай отыскала нужный фрагментик под диваном. Нос гондолы и впрямь оказался влажноватым, будто его кто-то обсосал и выплюнул.

– Повезло, что не проглотил, – сказала Скай, вставляя фрагмент на место. – Тётя Клер, можно тебя спросить?

– Спрашивай, юный джедай![19]

– А когда ты была молодая…

– Стоп! – сказала тётя Клер. – Я ещё не старая.

– Извини, я хотела сказать, моложе. Когда ты была моложе, ты, случайно, не хранила у себя предметы… попавшие к тебе от какого-нибудь мальчика? Ну, что-нибудь такое, совсем нелепое?

– Что-то я не пойму, Скай, ты тоже взялась писать книгу про любовь?

– Нет!!!

– Это утешает. – Тётя Клер двигала по столу фрагменты пазла, отыскивая шляпу гондольера. – Когда я училась, один хоккеист из нашего колледжа подарил мне свой наколенник. Наколенник – это достаточно нелепое или недостаточно? И я его хранила… дай вспомнить… да, я хранила его, пока не начала встречаться с Данни, который учился на химика. По идее, вроде бы химики не должны быть ревнивыми, но Данни почему-то этот наколенник терпеть не мог.

– А ты с ним когда-нибудь разговаривала?

– С кем?

– С наколенником.

Тётя Клер посмотрела на Скай как-то странно, будто ей вдруг понадобилось убедиться, Скай ли это.

– Ты о чём меня сейчас спросила?

– Ни о чём. Просто пришло в голову.

– А-а. Тогда нет. Не помню, чтобы я с ним разговаривала. С наколенником.

– И ты с ним не танцевала?

– Послушай, Скай. Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. У тебя точно всё хорошо? Я, правда, не очень могу себе представить, чтобы ты танцевала с каким-то нелепым предметом, попавшим к тебе от мальчика, но…