«Пена дней» и другие истории - [57]

Тут как раз подкатил четвертый автобус с несколькими свободными местами. Женщина, ставшая в очередь значительно позже Амадиса, проворно сунула кондуктору свой талон.

– Миллион пятьсот шесть тысяч девятьсот третий! – громко провозгласил кондуктор.

Амадис сделал шаг вперед:

– У меня девятисотый…

– Прекрасно. А где первый и второй?

– У меня четвертый, – сказал какой-то господин.

– У нас пятый и шестой, – откликнулись рядом.

Амадис успел уже юркнуть в автобус, когда кондуктор схватил его за шиворот:

– Вылезайте. Вы нашли талон на дороге, так ведь?

– Да-да, мы видели! – закричала очередь. – Он лазил за ним под автобус.

Кондуктор выпятил грудь колесом и спихнул Дюдю с подножки, пронзив ему левое плечо презрительным взглядом. Амадис запрыгал от боли, а четверо пассажиров втиснулись в автобус, и тот поехал дальше, стыдливо съежившись.

Пятый автобус проехал мимо полным-полнехонек, а счастливчики, что сидели внутри, высунули язык, дразня Дюдю и всех ожидавших на остановке. Кондуктор даже плюнул в его сторону, но не принял во внимание скорость, и плевок так и не долетел до земли. Амадис попытался отбить его на лету щелчком, да промахнулся. Он весь покрылся испариной от злости; когда шестой и седьмой автобусы проехали мимо, оставив его на тротуаре, он решился идти пешком: сядет на следующей остановке – там многие выходят.

Дюдю нарочно шел не разбирая дороги: пусть все видят, что он кипит гневом. Пройти ему надо было метров четыреста, и за это время его обогнали несколько девятьсот семьдесят пятых, почти пустых. Когда же он достиг наконец зеленой будки, что за десять метров от остановки, вдруг невесть откуда вынырнули семь молодых кюре и десять школьников с хоругвями и разноцветными лентами. Они окружили автобусную остановку и выставили два просвиромета, чтобы у окружающих пропала охота ехать на автобусе. Дюдю силился вспомнить пароль, но он так давно бросил изучать катехизис, что нужное слово никак не приходило на ум. Тогда он сделал попытку подкрасться задом-наперед и получил в спину скомканную облатку. Удар был такой силы, что у Дюдю перехватило дыхание и он зашелся кашлем. Кюре ликовали и суетились вокруг просвиромета, продолжавшего плеваться снарядами. Подъехало два девятьсот семьдесят пятых, и дети расселись по свободным местам. Во втором автобусе еще было куда приткнуться, но один из кюре остался на ступеньках и не дал Дюдю подняться. Когда же Амадис повернулся, чтобы взять новый посадочный талон, на остановке уже стояли шесть человек.

Он отступил и кинулся со всех ног к следующей остановке. Далеко впереди замелькал искрящийся хвост девятьсот семьдесят пятого. Амадис бросился ничком на тротуар: кюре направил просвиромет в его сторону, и над головой у него со звуком горящего шелка прошелестела облатка, угодившая в сток.

Амадис поднялся. Он был весь в грязи и уже сомневался, стоит ли идти на работу в таком виде. Но что скажут всевидящие табельные часы? А тут еще заныла портняжная мышца. Пытаясь унять боль, он всадил себе в щеку булавку (в свободное от работы время Амадис увлекался трудами по акупунктуре доктора Ботина д’Охмурана); к несчастью, он ошибся точкой и излечился от нефрита голени, которого, впрочем, у него еще не было, но теперь, если и будет, то не скоро. Когда Дюдю подошел к следующей остановке, то увидел толпу, враждебной стеной окружившую автомат.

Он остановился в некотором удалении и, воспользовавшись минутой спокойствия, попытался рассуждать здраво:

– с одной стороны, если опять отправиться пешком до следующей остановки, то не имеет смысла вообще садиться в автобус, потому что тогда опоздаешь настолько…

– с другой стороны, возвращаться тоже опасно: обязательно налетишь на кюре;

– и наконец, с третьей стороны, очень хочется прокатиться в автобусе.

На этом этапе рассуждений Амадис громко расхохотался, потому что, не желая форсировать события, он ловко избежал логического заключения. Посему он отправился пешком до следующей остановки и еще старательней не разбирал дороги, дабы никто не усомнился, что гнев его готов выплеснуться наружу.

Когда он почти дошел до столба с металлической табличкой, очередной автобус хрюкнул ему в самое ухо. На остановке никого не было. Амадис поднял руку, но слишком поздно. Водитель не заметил его, весело нажал на педаль и промчался мимо.

– Черт бы его побрал! – сказал Амадис Дюдю.

– Это точно, – согласился подошедший господин.

– Уверен, что они это делают нарочно, – возмущенно продолжал Амадис.

– Да? Хм… Вы полагаете, нарочно?

– Убежден, – сказал Дюдю.

– Без тени сомнения? – спросил господин.

– Ни на секунду не кривя душой.

– И готовы в этом поклясться?

– Чтоб я сдох, – заверил его Дюдю. – Ежу понятно! Чего тут думать! И поклянусь, если надо. Так его разэдак!

– Тогда клянитесь, – сказал господин.

– Клянусь! – произнес Дюдю и плюнул в ладонь, которую подставил ему господин.

– Каков мерзавец! – взревел тот. – Он оклеветал водителя девятьсот семьдесят пятого автобуса! Вы заплатите за это штраф.

– Ах так?! – сказал Дюдю, окончательно выходя из себя вслед за распиравшим его негодованием.

– Я принимал присягу, – заявил господин и перевернул фуражку козырьком вперед. Это был инспектор девятьсот семьдесят пятого маршрута.