Пелагея Стрепетова - [4]
Денег, собранных публикой, пожалуй, хватит на самое необходимое.
Подписной лист Стрепетова скомкала и выбросила. Тридцать рублей вложила в конверт и отправила в Нижний Новгород. Остальные сто четыре рубля спрятала на покупки.
Позднее, когда она играла «Без вины виноватые», горькая память всякий раз воскрешала талый февральский день, лакея в красной ливрее, смятение угловатого подростка и сверкающее портмоне, поднесенное деликатными господами из первого ряда кресел. И тогда неудержимо тянуло сыграть не Кручинину, так выигрышно написанную любимым драматургом, а бродягу и «подзаборника» — Григория Незнамова.
В нем каждая черта была знакома и пронзительно узнаваема.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Своих родителей Стрепетова не знала.
В семью нижегородского театрального парикмахера ее закинуло чье-то несчастье.
Ее появление напоминало завязку старинной, знакомой по многим образцам, наивно жалостной мелодрамы. Даже погода, казалось, была взята напрокат из того же литературно-театрального арсенала.
Действительно была осень. Хлестали резкие октябрьские дожди. Полгорода было затоплено грязью. К низу Покровской улицы зыбкий дощатый тротуар совсем захлебнулся в слякоти.
Флигель, который снимал Антип Григорьевич Стрепетов в доме кондитера Кемарского, выходил прямо на улицу. Единственная ступенька крыльца тонула в мутном вечернем сумраке. Флигель тоже был мрачный, линяло-коричневый, с узкими подслеповатыми окнами.
Мальчишка, парикмахерский подмастерье, вышел запереть дом на ночь. Дверь задела какой-то сверток. Когда прошел первый испуг, выяснилось, что сверток живой.
В промокшем насквозь тощем фланелевом одеяльце был завернут ребенок. Кроме тех кусков сахара, положенных, видимо, от отчаяния, никаких опознавательных знаков не оказалось. Сдать ребенка в полицию Антип Григорьевич пожалел. Он оставил девочку у себя и дал ей свою фамилию. Священник, крестивший ребенка, выбрал для него в святцах ближайшее на неделе имя — Пелагея.
Четвертое октября 1850 года Стрепетова считала днем своего рождения.
Тайна, с ним связанная, никогда не была раскрыта.
Близкие к театру нижегородцы считали, что девочка могла быть дочерью водевильной актрисы Глазуновой, служившей в сезоне 1848/49 года. По сведениям наблюдателей, у нее был пылкий роман с гвардейским офицером Балакиревым. (Недаром героем детских галлюцинаций стал неизвестный в гвардейской форме.)
Потом гвардеец куда-то исчез, а через какое-то время скрылась и Глазунова. По подсчетам тех же заинтересованных лиц, эти события совпали с рождением девочки.
Не исключено, что правдоподобную романтическую историю сочинили. Хотя бы для того, чтоб не оставлять неразрешенных загадок. Этого нижегородские обыватели не любили. Они во всем предпочитали ясность и то, чего не знали, домысливали в соответствии с собственными представлениями. Некоторые из них говорили позднее, что Стрепетова очень похожа на мать. Но никогда не забывали напомнить, что та, не в пример дочери, была красавица.
Провинциальная жизнь у всех на глазах мало кого щадила. Соблюдать деликатность с безродным ребенком соседи считали лишним. Слово «подкидыш» вошло в жизнь Стрепетовой вместе с самыми первыми жизненными понятиями.
Рано усвоенное чувство неравноценности до крайности обострило природное самолюбие. Поля искала прибежища в душевной обособленности и внутреннем уединении.
Взрослые бывали прямолинейны и откровенно бестактны. Девочка отвечала им строптивостью, упрямым несогласием, иногда резкими вспышками протеста. Необузданная вспыльчивость странно соединялась с мечтательностью и экзальтацией. Душевное равновесие не приходило. А именно к нему стремились ее приемные родители.
Стрепетовы были добры и великодушны. Они воспитывали Полю наравне со своими детьми. Заботились об ее здоровье и нравственности. Внушали строгие понятия честности и уважения к труду. Пытались привить покорность жизненным обстоятельствам и отрезвить детские увлечения логикой обыденной прозы. Когда это не удавалось, они искренне расстраивались.
Странности их пугали. Любое отклонение от общепринятого вызывало тревогу. У приемной дочери был неуживчивый, трудный характер, ошеломляюще быстрая смена настроений, болезненное воображение. Больше всех ее понимала няня.
Евфросинья Ивановна занимала особое положение в доме. В трудные времена она прирабатывала на стороне. Няня умела все: неузнаваемо перешить старое платье, ловко уложить зимние вещи, плоить особым способом кружева, если нужно, заменить акушерку. Гонорар, получаемый в купеческих семьях, в случае надобности подкреплял скромный бюджет Стрепетовых. Няня требовала взамен уважения и даже подчинения своей воле. Перед тем, как во флигеле на Покровской появился пришлый ребенок, у няни умерла дочь. Незаживающую тоску по ней Евфросинья Ивановна вложила в привязанность к Поле.
Девочка платила ей самозабвенной любовью.
Няня и была главной воспитательницей. Ее привычки перенимались без малейшего колебания. Ее просьбы становились законом. Поля следовала ей во всем со страстью, исключающей сопротивление или даже раздумье.
Няня была религиозна до фанатизма. Девочка молилась с ней вместе. Няня всем удовольствиям предпочитала церковь. Поля готова была оставить самую интересную игру ради того, чтобы постоять на коленях в темном углу покровской часовни или послушать праздничную службу в церкви Жен-мироносиц.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Перед вами биографическая повесть о жизни и творчестве художника, великого голландского мастера, Рембрандта ван Рейна.Послесловие И. В. Линник.
Книга посвящена одному из популярных художников-передвижников — Н. А. Ярошенко, автору широко известной картины «Всюду жизнь». Особое место уделяется «кружку» Ярошенко, сыгравшему значительную роль среди прогрессивной творческой интеллигенции 70–80-х годов прошлого века.
Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.
