Печорин и наше время - [4]

Третий абзац, может быть, самый важный в предисловии — в нем сформулирована ц с л ь Лермонтова, задач а, которую оп ставил перед собой: «Герой Нашего Времени, милостивые го­судари мои, точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из порокшз_вдЈШ-Ш' нтголщцолиния. в полном их развитии».

Как понимать эти слова? Разве портрет героя может быть составленпз п о рок о в? Но было ли справедливым возмущение «некоторых читателей"1Г даже журналов», когда они «ужасно обиделись... что им ставят в пример такого безнравственного че­ловека»? Дело в том, что слово «герой» можно понимать по- разному. В толковом словаре русского языка приводятся шесть его значений. Два из них наиболее употребительны. Герой — это «исключительный но смелости или по своим доблестям человек». И герой — это «главное действующее лицо литератур­ного произведения». Эти два значения всем известны, никто их обычно не смешивает, например, героя Отечественной войны 1812 года Волконского с героем романа Толстого «Война и мир» Болконским. Но есть еще одно значение слова «герой», о котором часто забывают: «человек, по своему характеру и поступкам являющийся выразителем какой-нибудь среды или эпохи».

Вот этого, третьего, значепия и не вспомнили — или не захо­тели вспомнить — критики, обрушившие на роман Лермонтова упреки в безнравственности его героя. Они подумали — или сде­лали вид, что подумали,— будто Лермонтов считает Печорина героем в первом значении этого слова и призывает подражать ему. На самом же деле слово «герой» применимо к Печорину во втором его значении (главное действующее лицо романа) и — непременно — в третьем: он выражает свою среду и эпоху.

Итак, цель Лермонтова —jgana^jmoj?TpeT. сш:тп йлтнши нз пороков вс®Eo.^jioколения». В четвертом, последнем абзаце пре­дисловия он объясняет, КТГк намерен создавать портрет Героя: «Довольно людей кормили сластями; у них от этого испортился желудок: нужны горькие лекарства, едкие истины». Мо­жет быть, самое важное слово здесь то, которое я не выделила: истин ы. Задача, поставленная Лермонтовым, была бы невы­полнима, если бы он не решился, наперекор пожеланиям многих критиков, которым хотелось бы видеть в книге более привлека­тельного героя, писать прежде всего истину, потому, что только истина создает великую литературу.

Последние строки предисловия насмешливы. «Но не думай­те, однако, после этого, чтоб автор этой книги имел когда-ни­будь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков. Боже его избави от такого невежества!»

Все дело в том, что недостатки каждого отдельного человека могут быть присущи только ему — тогда можно пытаться их исправить. Но когда недостатки или пороки свойственны целому поколению —«_вина ложится не на отдельных людей, а на общест­во, породившее эти пороки; Исправлять надо было русскую действительность эпохи Лермонтова — об этом он не мог сказать открыто. Вот почему предисловие кончается полугорько, полу­шутливо: «Будет и того, что болезнь указана, а как се изле­чить — это уж бог знает!»

В чем Лермонтов увидел болезнь своего поколения, мы узнаем, когда откроем его роман.

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий

недуг

Исчезнет при слове рассудка; И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем

вокруг, —

Гл.» 2

«Бэла»

Такая пустая и глупая шутка...

ехал на перекладных нз Тифлиса». Я ехал на перекладных из Тифлиса. Я ехал...

Не могу объяснить, почему эти шесть слов кажутся мне необыкновенными. Ведь так коротко, так просто: я — ехал —на пе­рекладных — нз Тифлиса...

Много раз над этим предложением вздыхали и страдали мои ученики. Про­стое, полное, личное, распространенное, по­вествовательное. Я — подлежащее. Ыхал сказуемое. На чем ехал? На переклад­ных. Косвенное дополнение. Откуда ехал? Из Тифлиса. Обстоятельство места. Что зна­чит: перекладные? Казенные лошади, кото­рые менялись на каждой станции.

Все просто, все понятно. И все абсолют­но непопятно, потому что с первых строк «Бэлы» оказываешься во власти простых слов, собранных воедино и выстроенных большим писателем. Каждое слово в от­дельности знакомо и обычно. Все вмес­те — неповторимы. Как у Пушкина: «Ро­няет лес багряный свой убор». Как у Тол­стого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга...» Как у Лермонтова: «Я ехал на перекладных из Тифлиса».

А на самом-то деле в этой фразе нет ни­чего необыкновенного. Просто мы знаем, что за ней последует одна из лучших на свете книг. Открывая эту книгу, мы ждем удивительного, необычайного — и нахо­дим его.

«Уж солнце начинало прятаться за снеговой хребет, когда я въехал в Кой- шаурскую долину». Прежде всего нам нужно понять, кто этот «я», который ехал нз Тифлиса. Может быть, сам автор? Нам ведь известно, что Лермонтов бывал на Кавказе. И сразу, с первых строк, мы узна­ли что чемодан путешественника «до поло­вины был набит путевыми записками». Но есть книги, написанные от лица героя.

Может быть, он и ехал. Герой Нашего (то есть лермонтовского, конечно) времени.

«Осетин-извозчик неутомимо погонял лошадей, чтоб успеть до ночи взобраться на Койшаурскую гору, и во все горло распе­вал песни. Славное место эта долина!»