Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше - [43]

Вскоре метла Марии оказалась возле моих босых ног.

— Ну, ты ещё здесь? Можно узнать, что тебе нужно? — сердито спросила она, глядя мне прямо в лицо.

— Я хочу знать, что там, в Розовом Домике, — сказала я, выдерживая её взгляд, отчего он стал ещё строже.

Офицер эскадры Северо-Американских Соединённых Штатов Ф. Б. Пинкертон находил, что у меня удивительные глаза. Чёрные зрачки казались на моём лице двумя огромными дьявольскими кругами. По его мнению, те, кто попадёт в них, сделают всё, что я только пожелаю.

Все, кроме Марии.

— Трава желания не растёт даже в саду короля! — вот всё, что я услышала от неё, прежде чем она вымела меня из кухни.

— Кто служит подлецу, тот бьёт себя по лицу! — заключила она в завершение разговора и хлопнула дверью прямо перед моим носом.

Даже отдалённо не могла я представить себе, будто в Розовом Домике что-то может быть. Иначе я давно спросила бы, а что же там.

Просто я думала, что Розовый Домик — это Розовый Домик.

Точно так же, как Плохой Момент, который пережила в прошлом мама, — это Плохой Момент.

Оба определения я находила вполне исчерпывающими.

А что мама то и дело становилась какой-то ненормальной, не казалось мне особенно странным. Честно говоря, куда больше удивляло, что Джек превратился в рыбу.

С тех пор как придумала себе аллергию на сложные углеводы, я стала интересоваться аллергиями. Поначалу как бы между прочим, что вполне естественно для моих шести лет, а потом, подрастая, всё серьёзнее. Когда у меня хватило сил достать с пятой полки нашего книжного шкафа том Энциклопедии невероятных фактов, в статье «Аллергии» я нашла действительно потрясающие вещи.

Больше всего меня поразила история человека, сфотографированного в трусах, во весь рост, в фас и со спины. Он полностью, с ног до головы, был покрыт рыбьей чешуёй. Его звали Джек Нильсен, а во всём мире он был известен как «Человек-рыба».

И в самом деле, тут была своя логика. Он походил на огромного речного карпа в плавках. Он страдал от мучительной аллергии на перфтороктаноновую кислоту, известную также как С8.

Группа учёных тридцать пять лет изучала его случай, прежде чем обнаружила, что С8 имеется в тысяче самых разных вещей, с которыми Джек, как и любой человек, мог находиться в контакте: в сковородках с антипригарным покрытием, различных тканях, из которых шьют одежду, в медицинских препаратах, смазочных маслах, клеях, инсектицидах, отделочных материалах для ковров и мебели, косметике, противопожарной пене. А если учесть, что по профессии Джек — пожарный, то вся его жизнь, по сути, была самым настоящим минным полем. Странно, что его назвали «Человек-Рыба», а не «Рыба-Человек».

Как бы то ни было, точно так же, как Джек превратился в рыбу, моя мама превратилась в совершенно другого человека. Из-за контакта с чем-то, ядовитым для их организмов, оба претерпели трансформацию. Принцесса Хико ведь тоже превратилась в птицу феникс с золотыми перьями, нюхая цветы жасмина.

В тот день, когда Мария не захотела открыть мне, что происходит в Розовом Домике, я поняла, что в Розовом Домике находится С8 моей мамы. И что, очень возможно, там нет цветов жасмина.

Стоя у двери, которой хлопнула мне в лицо Мария, я решила, что не успокоюсь, пока не узнаю, в чём же тут дело.

Той ночью я не спала, продумывая план, как раскрыть тайну. Но напрасно.

Наутро от тайны не осталось и следа.

— Ну, теперь, когда знаешь, что там произошло, тебе нечего сказать мне?

— Нет, Мария.

— Ничего не должна сказать мне?..

— Ничего.

— И спросить тоже не о чем?

— Только одно. Отчего умерла маленькая Леда?

— Ни от чего. Ни от чего. Просто умерла. На руках у твоей мамы, которая даже не заметила, как она перестала дышать.

— Ах!

— Ещё что-то хочешь узнать?

— Нет, Мария. Больше ничего. Спасибо.

Точно так же, как Рождество означает рождение Иисуса, а Пасха его воскрешение, Плохой Момент означал смерть моей сестры.

В Розовом Домике, очевидно, находилась она и все её вещи.

Это и была мамина аллергия.

Её перфтороктаноновая кислота.

Более известная как С8.

Что дети умирают, мне даже в голову не могло прийти.

Никогда не думала, что это возможно.

Отец не сказал мне ни слова по этому поводу. Он прошёл мимо меня с разлетающимися тонкими волосами, усыпанными сажей, с чёрным лицом и чёрными руками, неся ведро, полное пепла. Прошёл, улыбнувшись мне, направляясь к груде воспоминаний неподалёку, превратившихся в серую пыль.

Ватт тоже превратился бы в такую горку пепла, если бы мы кремировали его? И нос тоже? И уши? И шкурка?

Я опустилась на траву и смотрела, как папа наводит порядок в саду после пожара. Так мне было легче. Хотелось видеть, как порядок восстанавливается, а страшная картина тает в прекрасном осеннем саду. Подобно оптической иллюзии, только наоборот.

Насколько пугал череп, таившийся за пряничным домиком, настолько же и радовал всякий раз этот пряничный домик, возникавший за ним.

Закончив работу, папа бросил ведро и сел рядом со мной на свежую траву. Мы молча смотрели на небольшой участок земли и пожелтевшую, пожухлую траву вокруг него — туда, где прежде стоял Розовый Домик. Отец подобрал колени к подбородку, обнял их и остался рядом со мной. Я же сидела так уже давно.