Печатная машина - [38]

Сколько я перевидал таких бедолаг. Они что-то меняли в своей жизни в надежде на лучшую участь, но не могли понять, что меняться нужно было им самим.

— Сереженька, дай я тебя поцелую.

Они целовали меня так, как будто я был главным звеном в их цепи. Как будто, целуя меня, они прикасались губами к той легкости и удаче, которые, как им казалось, я нес в себе. Они и не подозревали, над какой помойной ямой они склонялись. Я наливал и пил снова.

Потом кто-то из операторов включил музыку, и все стали приглашать друг друга танцевать. Все уже были пьяны и раскованны. Это могло закончиться довольно грубо, и я каждый раз спрашивал себя: на хрена все это было нужно?..

— Сергей, ты сейчас отдашь мне ключи от машины.

Мы стояли с Наташкой в тесном коридорчике перед туалетом. Она требовательно смотрела мне в глаза. Ключи? Ей нужны ключи? Не вопрос. Но вот ключи ли ей были нужны на самом деле?

Мне хотелось взять ее за локоть, затолкать в туалет и закрыться с ней изнутри. Будь на ее месте кто-нибудь другой, я сделал бы это не раздумывая.

Вынув ключи из кармана, я покачал ими перед ее носом.

— За поцелуй.

— Перебьешься.

Вдруг мне пришла мысль, что мы можем махнуть на Кубу с ней вдвоем. Плюнуть на все и махнуть. Почему нет?

— Нет, — сказала она, когда я взял ее за локоть.

— Что «нет»? — не понял я.

— Все нет, — холодно глядя мне в глаза, ответила Наташка. — О чем бы ты ни подумал.

Но я уже не думал ни о чем…

Открыв глаза, я сразу понял, что со мной что-то не так. Что произошло что-то страшное.

Я попробовал сориентироваться.

Было темно.

Я напряг зрение.

Я лежал на каменном полу.

В камере.

Обе руки ныли от боли в запястьях.

Левая была туго перевязана, правая — прикована к металлическому кольцу в стене.

До двери было метра три.

В ней было вырезано маленькое круглое отверстие, через которое проникал свет.

Я попытался вспомнить, как сюда попал, но в голове зияла пустота.

Пустота, рождающая ужас.

Натянув цепочку наручников, я сел и прислонился к стене.

Так. Сомнений, что я в мусарне, у меня не было.

Но почему?

Страшась всяческих предположений, ни одно из которых меня не устраивало, я превратился в камень…

Сколько прошло часов, я не знал.

Очень хотелось пить.

Ко всему прочему просыпалось мое сердце, и это могло стать моей основной проблемой.

Я подождал еще немного, потом не выдержал.

— Эй, — сказал я.

Ответа не последовало.

— Эй! Кто-нибудь! — заорал я что есть мочи. — Здесь есть кто-нибудь?!

Мое бедное сердце, подпрыгнув, пустилось вскачь. Я разбудил его своим криком, а вместе с ним — его голод.

Зато и за дверью тоже проснулись. Я услышал тяжелые шаги.

Глазок потемнел.

— Че орем? — голос был груб и в то же время бесстрастен. Это почему-то вселяло надежду.

— Я пить хочу.

— Перетопчешься.

Господи, это уже был твой знак. «Перетопчешься», — так обычно говорил мой отец.

— Командир, я сейчас обоссусь. Будь другом, выведи, а? — я постарался вложить в просьбу сыновние нотки.

За дверью несколько секунд длилось молчание, затем я услышал это знакомое мне слово.

— Нет.

Дверь открылась в тот самый момент, когда я уже решил, что не выйду отсюда живым.

Такого со мной еще не было. Я не мог сказать ни слова — сердце, сорвав якоря, бултыхалось в районе глотки. Казалось, еще немного, и оно выскочит в рот.

Меня отстегнули и вывели в помещение дежурки.

Я еле шел.

Затем плюхнулся на первый попавшийся стул.

— Встать!

Я кое-как поднялся, но выпрямиться не смог.

— Эй, ты чего это?.. Слышишь?.. Чего это с тобой?

Подняв глаза, я увидел прямо перед собой чье-то растерянное лицо.

— Водки, — прохрипел, не надеясь ни на что.

Но чудо произошло — мне протягивали наполненный до краев стакан.

— Держи.

Я протянул руку.

Стакан выпал и разбился у моих ног.

Резко запахло спиртом.

— Да ебаный ты в рот, — разочарованно протянул кто-то сбоку. — Ему как человеку, а он…

— Погоди, — перебил тот, кто стоял рядом со мной. — Дай другой.

Этот я уже взял двумя руками, осторожно, как своего ребенка (тогда, первый раз у роддома). Этот стакан должен был даровать мне продолжение жизни…

— Спасибо, — сказал я сидящему за столом капитану.

Он быстро заполнял какие-то бумаги.

— Не за что, — не отрываясь от записей, ответил капитан. — У меня брат так умер.

— А, — только и смог сказать я.

Сердце на веслах возвращалось в родную гавань.

— Значит, так, — капитан отложил ручку и уставился на меня. — На Пряжку будем тебя оформлять.

— Зачем сразу на Пряжку, — я попытался улыбнуться. — Вы же мне жизнь только что спасли.

Капитан нахмурился.

— Ты хоть помнишь, как здесь оказался?

— Ну-у, — протянул я и замолчал.

— Не помнишь, — резюмировал капитан. — Понятно.

И он вкратце рассказал, как закончился мой вчерашний вечер.

В самый разгар пьянки (а это была самая настоящая пьянка, кто ж спорит) я схватил со стола нож и несколько раз полоснул себе по запястью. Затем выскочил на улицу и, пока меня не скрутили, успел изуродовать невесть откуда взявшейся в моих руках лопатой стоящий на тротуаре автомобиль.

Только-то и всего? Я полностью приходил в себя.

— Черная «ауди»? — спросил я.

— Что? — не понял капитан.

— Машина, изуродованная мной, — черная «ауди»?

Капитан опустил глаза в свои записи.

— Допустим. И что это меняет?