Печать ворона - [28]

Иван на мгновенье поймал затравленный взгляд Леши.

— Чего командуешь? Вы не красите, и я не буду, — заявил Иван, облокачиваясь на забор рядом с Лешей.

— Слушай, дай нам поговорить, рокер, — вызывающе произнес Джон, снизу вверх глядя ненавидящими черными глазками.

— Не дам, — неожиданно для самого себя ответил Иван. Он, как Цезарь, решил перейти Рубикон и ввязаться в войну, которой и так не избежать.

— Ты чё, рокер? — насел узбек. — Чё ты лезешь, а? Чё тебе надо, а?

— А тебе чего надо? Отвали от него! — срывающимся от волнения голосом проговорил Иван. — Понял?

— Крутой, да? Пошли, рокер, отойдем! — Джон кивнул на тыльную сторону дома. Иван напрягся:

— Пошли!

Они отошли за дом. Узбек схватил Ивана за пуговицу на кителе и потянул к себе:

— Ты что, чмо еб…е, крутой, да?

Сердце ожгло. Иван ударил узбека по рукам:

— Руки убери свои!

Джон бросился на Ивана, но секундой раньше распахнулось окно, и раздался голос майора:

— Эй, вы здесь? Идите обедать.

— Ладно, потом поговорим! — процедил Джон. Черные косые глазки смотрели с первобытной ненавистью, и Ивану стало не по себе. Но он не испугался. Вот еще, бояться всякую мразь!

— Поговорим, — согласился Иван. Разжимая закостеневшие кулаки, он побрел за узбеком в дом, понимая, что главный разбор впереди. Накормили на славу, так, как они давно уже не ели. Жена майора постаралась, и на столе было то, чего солдаты не видели с первых дней службы: хорошее мясо, фрукты, салат с толстым слоем сметаны. Иван так объелся, что еле встал, впрочем, расслабиться им не да-ли. Майор приказал Джону докрасить дом, а Ивана и Лешу отправил вскапывать огород.

Ивану нравилось работать с землей. Он удивлялся этому, ведь родился в Питере, где вместо земли — многослойный асфальт, река затянута в гранит, а вместо леса — парки и проходные дворы. В детстве он помогал бабушке в огороде, и ему это нравилось. Иван вгрызался лопатой в жирный чернозем, выворачивая крупные пласты с копошащимися длинными червяками, жадно вдыхая аромат сы-рой земли. Леша вяло работал рядом.

Иван видел: Леша боится. И таких ребят во взводе было немало. «Стая» пользовалась этим и активно прессовала слабых, заставляя шестерить. Иван поговорил об этом с Сашей Погорельцевым — атлетом и просто хорошим пацаном. По сравнению даже с достаточно развитым Телепановым Погорельцев выглядел Гераклом. Иван надеялся, что Сашка сможет прижать зарвавшегося Джона, но Сашка не захотел.

— Зачем менять ход вещей? — спросил он. — Если люди позволяют так с собой обращаться, значит, они этого заслуживают. Пусть шестерят дальше.

— Саша, но это же подло! Этих козлов много, вот они и обрабатывают всех по-одиночке! Власть свою насаждают.

— Ваня, ты преувеличиваешь. К тебе вот они не лезут, ко мне не лезут, значит, чувствуют, что получат отпор. Здесь, Ваня, армия, здесь сразу видно, кто есть кто. Если сунутся ко мне — урою, а впрягаться за всяких чумошников, извини, не буду.

Иван не понимал Сашку, ведь тот мог одним словом положить конец ша-кальству. А Иван даже вместе с Андрюхой — вряд ли…

За работой и невеселыми мыслями Иван не заметил, как приблизился вечер. К дому майора подъехал тот же грузовик, они залезли в него и поехали в часть. Иван посматривал на Джона, ожидая, что тот, пока они одни, полезет в драку, но узбек сидел тихо, смотря в одну точку, и за всю дорогу не проронил ни слова.

Вечером, перед отбоем, Иван рассказал обо всем другу. Андрей выслушал и с вызовом поглядел на противоположный ряд кроватей, где располагалась ставка «стаи».

— Дерьмо, шакалы вонючие! — достаточно громко, чтобы его услышали, произнес он. — Не дрейфь, Ваня, если что, мы им мозги вправим!

Это случилось на следующий день. Ивана отправили в караул, и он целую ночь дежурил на контрольно-пропускном пункте. А когда пришел в казарму, то долго не мог найти Андрея. Все, кого он спрашивал, пожимали плечами, и лишь кто-то проронил: вроде ночью что-то случилось…

Потом взвод построили, и сержант Берзаускас, оглядывая подчиненных, прошелся вдоль строя и неожиданно сказал:

— Что, кому здесь плохо служится? Кто решил дедовщину развести?

Из казармы вышли еще несколько старослужащих-сержантов. Они встали рядом с Берзаускасом и впились глазами во взвод. Все они были старше, и выглядели гораздо взрослее Иванова призыва. Наверно, специально таких в сержанты отбирают, думал Иван.

— Вас все это ждет в войсках, — сказал один из сержантов, махнув рукой куда-то в сторону. — На хрена вам здесь это нужно, я не пойму?

— Короче, так, — сказал Волына, высокий худой украинец, командир первого взвода, которого за глаза называли «Жердина». — Узнаем, кто из себя деда строит — отхерачим так, что мало не покажется!

— Да-да, — саркастично проронили сзади. Иван обернулся и увидел Солнышкина, приятеля Джона.

— Итак, — сказал Берзаускас, — сегодня ночью избили рядового Телепанова. Он находится в медчасти с сотрясением мозга. Возможно, с переломом черепа. Пред-лагаю тем или тому, кто это сделал, добровольно выйти и признаться. Обещаю, что в этом случае мы накажем виновного в рамках устава, а не уголовного кодекса, то есть начальству ничего докладывать не будем.