Печать султана - [11]

Халил привез ее с пристани. Маленькая загорелая девочка в неказистом плаще соскочила с повозки, сжимая в руках узел с вещами. Она ни за что не хотела отдать его Халилу. В первые месяцы девушка постоянно отводила взгляд и говорила, только когда кто-то обращался к ней. Мама отвела ей комнату в задней части дома с окном, выходящим на дорогу и лес. Зеленая листва окрасила внутренность помещения, в то время как в наших спальнях преобладал синий цвет моря и неба. Ночью я тихонько пробиралась по коридору и прикладывала ухо к ее двери, слушая приглушенные всхлипывания, раздававшиеся в комнате.

У Виолетты стройное, упругое и коричневое, как орех, тело. Оно просто блещет и дышит энергией моря. Она все время хвастала своим умением хорошо плавать, и я наконец упросила ее научить меня этому искусству. Мы сбросили плащи и остались в одних шелковых газовых сорочках, которые я сочла вполне приличной одеждой для купания. Выглядели мы как водяные феи.

Виолетта признавалась мне, что в Чешме она впервые вошла в море — именно в море, подчеркивала она, а не в какой-то мелкий пруд — без всякой одежды. И тут же поспешила заверить меня, что поблизости никого нет.

— Как можно плавать в таком мешке? — спрашивала она, презрительно теребя прозрачную сорочку.

В тот день Халил ушел в кофейню, находившуюся в деревне, и я знала, что он проведет там несколько часов. Никаких посетителей не ожидалось. Я решила снять сорочку. Мое тело тотчас покрылось гусиной кожей. Виолетта походила на животное непонятной породы. Она олицетворяла собой само здоровье. Тогда я еще не знала разницу между грубым удовольствием, получаемым от простого коричневого ореха, и утонченным вкусом очищенного миндаля, только что извлеченного из его зеленой чадры. В то время я завидовала Виолетте, которая беззаботно размахивала руками и широко расставляла ноги, совершенно не думая о том разрезе между ними, который мадам Элиз учила меня никому не показывать и оберегать от вторжения.

Виолетта бросилась в воду и, вынырнув на глубине, с ожиданием смотрела на меня. Крепко сжав ноги, я сидела у края воды на холодном скользком камне, всей обнаженной плотью ощущая незнакомый волнующий холодок. Не помню, чтобы я долго обдумывала решение. Быстрота действий является как преимуществом, так и недостатком юности. Разом бросилась я в новый неведомый мир. Помню приятное ощущение от того, как вода охватила мое тело, будто шелковой тканью. Я падала и падала, беззвучно крича, видя перед собой огромные тени. Помню луч солнечного света, режущий воду, словно драгоценный камень стекло. Ощущение паники. Открытый рот. Я в страхе молотила руками по воде. А потом крепкие руки схватили меня за талию и потащили на поверхность, где солнечный свет ослепил меня. Он заполнил все мое существо, и это было невыносимо. Я, совершенно голая, лежу на каменистом берегу. Виолетта стоит рядом со мной, отряхивая с себя воду. Восстановив дыхание, я искоса гляжу на нее, и тут мы начинаем смеяться.

Глава третья ДОЧЬ ПОСЛА

Камиль стоит в приемной комнате посольства Великобритании. Отдает визитку слуге, который несет карточку на серебряном подносе послу ее величества в Оттоманской империи. Кто-то догадался украсить приемную тканями разнообразных теплых тонов и ярким ковром в противовес темной и тяжеловесной мебели. Камиль подходит к небольшому камину за богато украшенной металлической решеткой и с разочарованием видит, что тот не горит. Судья никак не может согреться после пребывания в старом холодном здании, за стенами которого стоит жаркий летний день. Его внимание привлекает большая, выполненная маслом картина над каминной полкой, изображающая, как ему представляется, сцену из классической мифологии: обнаженный юноша пытается обнять привлекательную и также нагую девушку, которая отстраняется от него. Небольшие повязки едва прикрывают их чресла. У женщины округлые и крепкие, как столбы, ноги, так что она кажется сильнее субтильного изнеженного юноши, домогающегося ее. Маленькие полные губы улыбаются, ярко-розовые твердые соски и красные щеки свидетельствуют о том, что она возбуждена. Камиль гадает, каким может быть результат такой «схватки».

Он с грустью думает о своих немногочисленных любовных похождениях: французская актриса, выступавшая в течение одного сезона в театре Мецкур; юная рабыня-черкешенка, которой он со временем дал денег на приданое, с тем чтобы она могла заплатить откупную, стать свободной и выйти замуж за молодого человека из низов. Он думает о ней. Ее длинные белые ноги сливаются с ногами нимфы на картине. Интересно вспоминает ли она его когда-нибудь? Пылинки кружатся в слабом солнечном свете, проникающем из-за тяжелых гардин сливового цвета.

За спиной судьи открывается дверь. Камиль вздрагивает, но сразу не поворачивается. Внезапно к нему приходит понимание того, почему ислам запрещает любое изображение человека. Как странно вывешивать такое провокационное произведение искусства в комнате для приема посетителей. Свет в помещении стал чуть ярче. Как долго он уже ждет?

Старый слуга стоит в дверях и пристально смотрит куда-то поверх левого плеча Камиля. Может быть, он видит там ангелов, которые сидят на плечах каждого мусульманина, один на левом, другой на правом, или же его взгляд прикован к обнаженной женщине на картине. Не самодовольная ли улыбка кроется в уголках рта лакея? Возможно, его веселит то, что он заставил мусульманина томиться в одной комнате с обнаженной девушкой. Камиль полагает, что в здание есть и другие, более скромно украшенные приемные комнаты. Определенно сюда не приводят посетительниц. Усилием воли он сдерживает раздражение. Вспоминает других лакеев, виденных им в Англии, вышколенных до такой степени, что в них не осталось ничего человеческого. Судья уважает европейскую науку и технику, однако европейцам еще многому стоит поучиться у османцев.