Печальная судьба Поликарпо Куарезмы - [46]
— Но он был славным человеком, — заметил адмирал. — Он любил свою родину… А Деодоро не ведал, что творит.
Адмирал на ходу поправил прядь волос. Алберназ огляделся по сторонам, зажег соломенную сигарету и возобновил беседу:
— Он умер, раскаявшись… Он не хотел отправляться в могилу даже со всеми почестями! Здесь нас никто не слышит, поэтому скажу: он проявил неблагодарность. Император столько сделал для всей его семьи… Как по-вашему?
— Несомненно! Алберназ, хотите знать кое-что? В те времена дела в стране шли лучше, чтобы там ни говорили.
— Кто бы спорил! Нравственность была выше… Где теперь Кашиас, где Риу-Бранку?
— И справедливость, — твердо сказал адмирал. — Я пострадал не из-за «старика», а из-за того сброда… И все было дешево…
— Не знаю, как еще люди женятся, — заявил Алберназ с особой интонацией. — Все катится к гибели!
Они смотрели на старые деревья дворцового парка, по которому шли, и думали, что, кажется, никогда прежде не устремляли взгляд на этих великанов, таких величественных, прекрасных, спокойных и уверенных в себе, под огромными ветвями которых клубился загадочный, восхитительный, обволакивающий сумрак. Казалось, деревья росли, чувствуя под собой свою собственную землю, зная, что никогда не падут под ударами топора и не послужат материалом для хижин; это чувство давало им силу, позволяя расти и дальше, порождало желание тянуться ввысь и вширь. Почва, на которую они опирались, была их собственной, и они благодарили землю, далеко простирая свои ветви, плотно смыкая кроны, чтобы снабдить добрую мать тенью, защитить ее от беспощадного солнца.
Самыми благодарными были манговые деревья: длинные ветви с обильной листвой почти что целовали землю. Хлебные деревья распространялись в ширину, стебли бамбука склонялись с обеих сторон аллеи, образуя зеленый свод…
Старый императорский дворец стоял на небольшом холме. Они смотрели на его дальнюю часть, самую старую, времен короля Жуана, с часовой башней, стоящей чуть в стороне от главного здания. Дворец не был красив, более того — не был ни в малейшей степени отмечен красотой, выглядя жалким и унылым. Небольшие окна на старом фасаде, низкие этажи не впечатляли; и все же в нем ощущалась некая уверенность в себе, надежность, редко присущая нашим зданиям, определенное достоинство, нечто, устроенное не на день-два, а на годы и века… Его окружали пальмы, прямые и упрямые, с большими зелеными плюмажами, невероятно высокие, устремленные в небо. То была своего рода гвардия бывшей императорской резиденции — гвардия, гордая своим делом и своей ролью.
Алберназ нарушил молчание:
— Чем все это закончится, Калдас?
— Не знаю.
— Похоже, он растерялся… Раньше был Риу-Гранди, теперь — Кустодио… эх!
— Власть есть власть, Алберназ.
Они брели, наугад отыскивая дорогу к станции Сан-Кристовао, пересекая старый императорский парк поперек — от ворот Кансела к железнодорожной линии. Стояло утро, день был ясным и прохладным. Оба шли мелкими, уверенными шагами, никуда не торопясь. Неподалеку от выхода из парка они увидели солдата, спавшего в зарослях. Алберназ решил разбудить его: «Приятель! Эй, приятель!» Заспанный солдат поднялся на ноги, увидел, что перед ним стоят двое старших по званию, быстро оправился, должным образом сделал приветствие и так и остался стоять с рукой у берета: пару секунд он держался прямо, но потом обмяк.
— Опусти руку, — приказал генерал. — Что ты здесь делаешь?
Это было сказано резким, повелительным тоном. Рядовой смущенно объяснил, что он всю ночь обходил берег с дозором. Остальные отправились в казармы, а ему разрешили пойти домой, но он очень хотел спать и решил прилечь здесь.
— Как идут дела? — спросил генерал.
— Не знаю, сеньор.
— Люди дезертируют или нет?
И Алберназ на несколько секунд задержал взгляд на солдате. Он был белым, с белокурыми, но грязными и запущенными волосами, и выглядел отталкивающе: выдающиеся скулы, выпирающие кости на голове, весь какой-то угловатый и нескладный.
— Откуда ты? — задал Алберназ очередной вопрос.
— Из Пиауи, сеньор.
— Из столицы?
— Из глубинки, сеньор. Из Паранагуа.
Адмирал пока ни о чем его не спрашивал: солдат стоял, охваченный страхом, и отвечал кое-как. Чтобы успокоить его, Калдас решил побеседовать с ним помягче.
— Не знаешь, приятель, какие военные корабли на их стороне?
— «Акидабан». И «Луси».
— «Луси» — не военный корабль.
— Да, сеньор, вы правы. «Акидабан». Кораблей у них много, сеньор.
Вмешался генерал. Он заговорил мягко, почти отеческим тоном, употребив соответствующее обращение — из тех, которые делают общение с младшими в чине менее сухим и почти семейным:
— Ну-ну, сынок, отдыхай. Надо бы тебе пойти домой… А то у тебя могут украсть саблю, и тогда придется быть тише воды ниже травы.
Генералы продолжили путь и вскоре оказались на платформе. На небольшой станции было довольно оживленно. В ее окрестностях жило множество офицеров — действующих, отставных и почетных; развешанные объявления призывали предстать перед соответствующим начальством. Алберназ и Калдас прошли по платформе. Справа и слева им отдавали честь. Генерала знали лучше, в силу особенностей его службы, адмирала — хуже. Порой слышались вопросы: «Кто этот адмирал?» Калдас был доволен, испытывая некоторую гордость за свой чин и свою малую известность.
В сборник входят две повести, фельетоны и юмористические рассказы, не только вызывающие улыбку и смех, но и заставляющие читателя задуматься, взглянуть критически на себя и окружающих. Терпит крах некий Миша Блинов — герой навести «Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук», — и это закономерный итог всей его жизни: не может иначе складываться судьба у того, для кого весь свет в оконце — это нажива, рвачество, «полезные знакомства» и как высший идеал — никчемное, бесполезное, но удобное существование.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Анонимно изданная книга «Пентезилея» пользовалась в начале XX века большой популярностью. Сочетая фантазии, обработки литературных и мифологических сюжетов, остроумные наблюдения и афоризмы, ее автор — немецкая писательница и феминистка Леони Мейергоф — с юмором обрисовывает положение женщин и извечную «женскую долю».
…Добрая фея из жалости дарит маленькому уродцу три волшебных волоска. Благодаря им все значительное и талантливое, произошедшее или произнесенное в присутствии Цахеса, приписывается ему. А вот гадкие поступки самого малыша приписываются окружающим его людям. Цахес делает потрясающую карьеру. Малыша считают гениальнейшим поэтом. Со временем он становится тайным советником, а затем и министром. Страшно подумать каких бы высот мог достичь крошка Цахес, но своевременное вмешательство доброго волшебника кладет конец его химерной карьере.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые на русском языке — страстная, поэтичная и оригинально написанная небольшая книга, которую мастер ужасов Ганс Гейнц Эверс посвятил своему кумиру Эдгару Аллану По. Однако этот текст выходит за рамки эссе об Эдгаре По: это и художественная проза, и манифест, и лирический рассказ о путешествии в Альгамбру.