Печаль без конца - [17]

Томасу хотелось сказать на это, что чем раньше Господь пожалел бы несчастного, тем было бы лучше, но проговорил совсем другое:

— Настоятель был довольно слабым человеком, так я думаю, однако не плохим. И он так и не пришел в себя после кончины брата Симеона.

— Его похоронили рядом с ним, — сказала Анна. — Так он просил. Говорил, что грехи его слишком велики для того, чтобы лежать бок о бок с предшествующими ему настоятелями. Сестра Элинор уважила его просьбу, и теперь он лежит рядом с братом Симеоном, неподалеку от брата Руперта.

— Это хорошо.

— Мы все так считаем, брат.

Томас вновь ощутил нечто вроде печали, но тут его ступню задело что-то плотное и мягкое. Он наклонил голову — это была большая полосатая больничная кошка, защитница, как здесь считают, от всякой заразы. Однако заразы все равно хватало: не той, так этой…

— Теперь предстоят новые выборы настоятеля, — сказала Анна.

Томас нагнулся, чтобы почесать пестрого и теплого зверька за ушами и услышать довольное урчание, потом выпрямился и спросил:

— И кто же самый главный претендент из монашеской братии?

Ей послышалась легкая насмешка, она приподняла бровь и ответила также с едва заметным вызовом:

— Вы отвергаете для себя такую возможность?

— О, без малейшего колебания. Для любого братства неприемлемы новички в религиозной жизни. Впрочем, и в другом случае я бы все равно отказался, даже если бы меня очень уговаривали. Я не умею командовать, сестра.

Если опять же быть до конца откровенным, он не только не испытывал подобных амбиций, но и понимал, что при его нынешнем статусе церковного следователя, причем тайного, его мрачные начальники никогда не позволят ему занять какой-либо видный пост.

Анна улыбнулась:

— Блаженны кроткие, ибо они наследуют эту землю.

— Видит Бог, я вовсе не так уж непритязателен, — тоже с улыбкой ответил Томас, — но прошу, скажите мне, кто из нашей братии настолько кроток, чтобы наследовать должность настоятеля?

— Многие. Правда, сейчас их осталось, пожалуй, только двое — брат Эндрю и брат Мэтью.

— Желание брата Эндрю удивляет меня. Я не считал его настолько самолюбивым.

— Он и не таков. Но многие желают видеть его на этой должности. И когда он это понял, то сказал: если так, пусть решает Бог, а я подчинюсь Его выбору.

— Да, пускай Господь наградит нас, избрав брата Эндрю. Поступи Он по-иному, я начну думать, чем мы так Его огорчили, в каких смертных грехах погрязли! И вообще, как может такой самодовольный и пустой человек, как брат Мэтью, даже посягать на должность настоятеля? Разве мы не знаем…

— Не нужно так, брат! Он хотя бы искренен в своих помыслах и у него куда больше задора, чем у нашего прежнего настоятеля. А кроме того, немало последователей, желающих, как и он, превратить Тиндал в место паломничества.

Томас оглядел огромную больничную палату: сжимающая душу и сердце картина!

— Уничтожить все это? — воскликнул он. — Изгнать отсюда больных и страждущих? Закрыть им доступ к нашей, пускай ничтожно малой, но душевной помощи? Да разве не осудит нас за это Господь? Нет, ни в коем случае нельзя, чтобы брат Мэтью пришел во власть. Откровенно говоря, я склонен подозревать, что, когда он спорит о назначении нашего монастыря, в нем говорят не только праведные чувства.

— Соглашусь с вами, брат: его влечет власть — над монахами, над сестрами, над сторожами и привратниками — лишь бы власть. Ему мало той, что ему дана от Бога над людскими душами.

— Избавь нас Господь от такого властителя душ! — с горячностью произнес Томас.

Анна ничего не ответила, лишь позвала его жестом к одной из коек. На них смотрели полные радости детские глаза. Этому мальчику еще до отбытия Томаса в Йорк пришлось после несчастного случая отрезать ногу, и вот теперь он как раз собирался вернуться домой, где давно потеряли надежду когда-нибудь его увидеть.

— …Сложность в том, брат, — сказала Анна, возвращаясь к той же теме разговора, — что, хотя многие здесь не хотели бы закрыть лазарет, но немало и тех, что хотят видеть монастырь хранилищем святых реликвий. И как это совместить?

— Да, большинство не понимает, — согласился Томас, — или не хочет понимать невозможность этого.

— И когда не понимают простые люди, это одно, но если к ним присоединится сестра Руфь…

Анна сокрушенно покачала головой. Томас досадливо произнес:

— Первая помощница сестры Элинор чрезмерно восхищается хорошо подвешенным языком брата Мэтью и немногих его друзей. И верит больше звукам их голосов, нежели тому, о чем они толкуют.

Анна скосила на него лукавый взгляд:

— А вы сами никогда не поддавались ничьим красивым речам?

— Вы правы, сестра, — чистосердечно признался он. — Я когда-то был почти так же слеп, как она, по отношению к брату Руперту. Но я исправился.

— Значит, есть надежда, что с другими будет так же, — с улыбкой предположила Анна и, снова сделавшись серьезной, прибавила: — Однако брат Мэтью не теряет времени даром.

— Что же он сделал, не пугайте меня?

— Он нашел святую реликвию, которую продают недорого, и всячески убеждает нашу настоятельницу приобрести ее.

— Но сестра Элинор тверда, как скала, надеюсь?

— Вы же знаете сестру Элинор!