Пазлы - [3]

— Ерунда, — какой из меня ангел?

— Но ведь вы совершенно призрачный…, извините, прозрачный.

— Радуйся, что вообще что-то видишь. А прозрачный-непрозрачный — дело привычки.

— Кто же вы?

— Я такой же… Словом, я такой же, как ты. Просто мне поручили объяснить, ввести в курс дела…

— Разве этим занимаются не ангелы?

— Конечно, ангелы, но кто-то же должен за них работать…

Мы шли по длинному коридору. С одной стороны — двери, двери, с другой — окна, окна… Все расплывчато.

Из окон свет. Знаете — голубые стеклянные шарики? Смотришь сквозь него на солнце… Вот такой, приблизительно, свет — напоминает детство.

— Что там, за окнами?

— Все. Ты сейчас не напрягайся, не думай ни о чем. Увидишь, когда привыкнешь. Висячие сады, например, или Полтавскую битву, Елисейские поля… Но не сейчас… Ты на двери смотри — вникай в обстановку.

На дверях надписи. Вижу плохо, тем более без очков, щурюсь, чтобы прочитать: «Быт», «Работа», «Финансы», «Здоровье»… Под табличкой «Любовь» — две поменьше: «Плотская», «Духовная». Встретилась и такая: «Чтоб ты сдох».

— А эта — что обозначает?

— То самое.

Вошли в кабинет сквозь незаметную такую дверцу.

— В принципе, сюда проходят через секретарскую, но я попросил сделать и отдельный вход.

В кабинете кресло, стол, стул для посетителей, компьютер, телефон — все расплывчато.

— Мы тут по-простому: быстро понимаешь, что не надо лишнего. Кстати, как тебя называть? По паспорту ты Денис, по метрике — Дионис…

— Называйте Денисом.

— А зря: Дионис — красивое имя, такого у нас еще не было, по крайней мере, при мне.

— Долго объяснять…

— Ничего, что я на «ты»? — вдруг спохватился он. — Тут все на «ты». Начальник, не начальник… И вообще — сегодня начальник, а завтра — бац! — на склад перевели. Главный-то наш — конечно, ангел — там у них другие дела, но я его и сам редко вижу, то есть слышу, или, правильней сказать, ощущаю.

— Но почему именно я? Жил себе на пенсии, с Жориком гулял. Вдруг этот микроавтобус…

— Дорогу надо правильно переходить. Шучу, конечно, но в каждой шутке — сам знаешь… Говорили там одной — теперь уже нашей сотруднице: «Не переходи на красный свет. Сколько еще они будут тебя пропускать? Пять? Ну, постараешься — десять лет». Двадцать восемь стукнуло — в тот же день задавили. Вот, что значит самомнение. Так и не научилась на зеленый…

— Так ведь Жорику не до шуток, ему на ту сторону надо. Его-то за что? Совсем еще молодой…

— Не за что, а потому что… Не психуй — все наладится. И на вопросы я отвечу — не на все, но сразу, и так далее — по мере поступления. А почему ты? Не знаю. Знаю, что у нас проблема с кадрами. САМ-то вездесущ, но говорит только с царями. Мы уже совсем зашились, а у тебя тридцать лет стажа, и все по делу. На письма отвечал? В ситуациях разбирался? Судьбы людские решал на своем скромном уровне? Здесь тебе легче будет — перепроверят, утвердят. Ты — инстанция первичная, но точку зрения выражай обдуманно. Справишься — хорошо. Нет — переведут на склад.

2

— А что на складе?

— По слухам, условия хуже. Впрочем, не думай об этом. Наше дело — разобраться, подготовить и подать. Ведь кому-то положено, а кому-то — нет. Или положено, но что-то другое. Просьбы без ответа оставлять нельзя — люди надеются. Хотя, между нами, разве это просьбы? Это даже не молитвы. Чаще всего — требования или прямой шантаж. Например: «Дай, а то удавлюсь». Это еще пристойный пример. Бывает и так: «Не дашь — всех удавлю». Взяток, сам понимаешь, не берем — полное обеспечение. Протекционизм — случается: смотришь, просьба от родственника или дружка — трудно удержаться, тем более — как бы весточка, тут лучше всего передать коллеге на рассмотрение. Или наоборот: есть ходатайство, а клиент тебе знаком: с получки занял и не вернул, или бабу отбил, или еще что-то… Какова реакция? Точно: «Попался, сволочь». Ан нет. Это ты попался. Засекут — и на склад. Вот и думай, рассуждай… Видишь, как я откровенен? А ведь двадцать лет в адвокатуре прослужил. Правильно, ты меня насквозь видишь, хоть и не видишь ничего. Такая уж субстанция, то есть — никакой. Это поначалу. Пообвыкнешь — взгляд замылится. Я сейчас бодрячок лет сорока, костюм-тройка бежевый финский. Это мне по статусу подходит — среднее начальство. Тебе бы — возраст тридцатилетний, костюм синий неброский. Хотя, как знаешь — четких правил нет. Разве что малолеткой на работу не приходи — с этим я борюсь. Дай нашим дамам волю — разведут здесь детский сад. Женщина приличная, до девяноста двух доскрипела, вдруг является пятнадцатилетней, в дореволюционной еще школьной форме. «В шестнадцать, — говорит, — я уже растолстела, не хочу». Хочу — не хочу… Не солидно! Секретарь отдела, девять языков знает… Другой-то и не скажешь ничего: в девятнадцать уже выглядела, как прости-господи, а в двадцать и вовсе того…, от известной болезни. Старший советник по вопросам любви. Этой разрешаю, ничего не поделаешь, да и то — не моложе шестнадцати. Понял для начала? Кадры нужны. Раньше что там было? Адам да Ева. А теперь? САМ-то на всех языках разговаривает. А мы, простые смертные, то есть посмертные, действуем в силу знаний, опыта и таланта. Приходит новый сотрудник — спец экстра-класса, а говорит лишь на родном и с ошибками, и словарем пользоваться не обучен. А что клиент? Русские иностранных языков не знают, англичане — знать не хотят, израильтяне, например, матерятся по-английски и по-русски, но не ведают что говорят. Иногда клиент просит, а что — объяснить не может: «Господи, сделай так, чтобы то и это, но без этого и при этом точно так, как я попросил. Заранее благодарен, подполовник водолазных войск в отправке, кавалер значков и медалей (перечисление), гениальный детектор местного мероприятия, почтенный производитель культурного общества, господин-товарищ-брат Мейд Ионович Холливуд». Что такому нужно? Специалистка по любви разобралась. Благо, что она еще и лингвист — три курса пединститута. Чаю хочешь? Ах, забыл. Для тебя еще и чай — не чай. Но ничего, пообвыкнешь — и чай будет чаем, и водка — водкой — в какой-то мере…, и креветка креветкой, и женщина женщиной окажется, или покажется, что, собственно, почти что все равно. А сейчас, пойдем знакомиться с коллективом. Готов?