Павлины в моем саду - [2]
– Давай, уберу в твой портфель все футляры. Договорим по дороге домой.
– Найти портфель… – прошептал Василий. – Он был где-то здесь. Но его-то я как раз искать умею. – Он пошарил ногой под столом, затем под стулом. Нашел:
– Может, в него уберешь лучше эти очки, которые на мне, а школьные я надену? – спросил он робко, потом более настойчиво произнес: – Как я пойду по улице? Все, что я вижу в них здесь – это белый квадрат стола, – он показал на него руками. – Да и то, только потому, что на нем скатерть.
Мне стало искренне его жаль, но, помня наставления врача, я остановила его:
– Я поведу тебя, ты возьмешь меня под руку. Василий замер в нерешительности. Не этот ответ он хотел услышать:
– Ты не представляешь, как я устал ходить на ощупь. Я уже забыл, как это бывает – видеть и ничего при этом не разглядывать, смотреть – и не путаться в оптических искажениях, – Василий был сильно расстроен. – Никак не мог предположить, что кого-то может волновать мое остаточное зрение. А тем более придет в голову его тренировать.
Я взяла его руку:
– Пойми, что я рядом с тобой и настаиваю только потому, что ты – мой друг. Ты спрашиваешь, когда у меня день рождения, хочешь прийти в гости, еще немного – спросишь, сколько мне лет.
– Да. Я, действительно, хотел спросить насколько лет ты меня старше?
– Я старше тебя на семь лет. Тебе же двенадцать? Но я говорю сейчас про другое. Если бы мы поменялись местами прямо сейчас, как бы ты поступил: призвал бы меня быть последовательной и прислушаться к рекомендациям врача, или же дал слабинку в первой же неловкой ситуации?
– Прости, я ничего не понимаю в таком подходе к лечению. И если бы я хотел с кем-нибудь поменяться местами, то не с тобой, уж точно, – негодовал Василий. – Я поменялся хотя бы на день с тем врачом, который вот так лечит. Или нет – лучше с тем, кто первый на меня надел очки… Прошу тебя, заклинаю, если у тебя когда-нибудь будет портиться зрение – не надевай очков. Это – не лекарство, это – приговор.
– Хорошо. Я так и сделаю, а сейчас пойдем, пока нас отсюда еще раз не попросили. Я тебя провожу. Бабушка сегодня дома?
Василий промолчал. Он прикрыл ладонями лицо, потом резко убрал руки, показав жестом, что ничего не видит:
– Без школьных очков мне будет очень тяжело, я… если только все время с тобой…
– Нам нужно поторопиться, иначе нас тут запрут. Решай сам – доставать другие очки или нет. В конце концов – это твое зрение.
Василий сильно прищурился – буфетчица в этот момент открыла дверь настежь, чтобы выпустить посетителей.
– Не надо… Как-нибудь… Как всегда. Бабушка? Точнее, прабабушка. Да, она должна быть дома.
Василий встал и медленно направился в сторону выхода, я его подхватила:
– Я буду с тобой рядом.
Он протянул мне руку. Я аккуратно повела его между столиков.
2
Сев в автобус, мы всю дорогу ехали молча. Василий стоял с потерянным видом. Вероятно, думал о чем-то своем. Когда мы выходили из автобуса, его нечаянно подтолкнули входящие пассажиры, и он, потеряв ориентацию, направился в противоположную от дома сторону.
– Постой, ты куда? – спросила я, останавливая его.
– Домой, куда же еще, – последовал ответ.
– А ты уверен, что мы вышли на нужной остановке?
– Водитель же сделал объявление.
– Ты, кажется, идешь в другую сторону.
– Да? – Василий постарался присмотреться к тому, что было вокруг него. На лице у него появилась улыбка, как будто он извинялся за что-то передо мной. Он быстро взял меня под руку и еще раз улыбнулся, открыто и доверчиво. Я поняла, что должна его сопровождать, но хотела, чтобы и он приложил к этому свои усилия:
– Веди меня, – попросила я и уловила его удивленный взгляд. – Хотя бы постарайся. Тут ведь недалеко. Говори, что ты видишь. Я тебе помогу сориентироваться.
– Вижу? Вижу только что-то большое и если это недалеко от меня… Например, вот эту коробку.
– Это киоск. Как ты объясняешь всем, как пройти к тебе домой?
– От киоска налево – по косой тропинке, пройти под аркой между домов. Найти здание, которое стоит торцом.
– Вот-вот. Давай вернемся к киоску на остановку. Машины ты видишь? Видишь, где начинается проезжая часть? Веди меня.
Он остановился в нерешительности. Проезжающий мимо автомобиль рассеял его сомнения. Шум мотора был оглушительный, Василий махнул рукой:
– Там дорога. Нам сюда – от киоска налево наискосок.
Он повел меня. Медленно, но уверенно. Я поддалась – мы шли в верном направлении. Когда мы проходили между домов, я услышала:
– Сейчас мы под аркой. Здесь я даже с закрытыми глазами могу ходить – я же тут живу.
– Не спеши. Мне нужно поговорить с тобой.
– О чем?
– О том, что я должна была бы сказать твоей маме. Пойдём, сядем вон на ту скамейку.
Василий вдруг обмяк:
– Теперь ты веди меня. А то мы присядем на какой-нибудь кустик, или чего доброго – на урну. Они все для меня одинаковые. Прости, наверно, кому-то такие очки помогают… Но – не мне.
– Опять двадцать пять. Объясни, что происходит?
– Я должен тебе признаться. Вчера, когда врач спрашивал, что я вижу левым глазом, я просто назвал две буквы «Ш» и «Б», можно сказать – наугад или не глядя. Это верхняя строчка в таблице для проверки зрения.
«Я ехала, сидя за рулем автомобиля, когда по-чувствовала это. Время беспечно стало тасовать колоду, готовясь раздать свои карты. Каждому – по одной, потом по второй, третьей, четвертой… Всем поровну. Мурашки пробежали по моей коже. Мне стала очевидна истина: кому-то сейчас выпадут козыри, а на кого-то дружно свалятся шестерки…».
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».