Павлинка - [2]

Яким(бегая). Ну, уж хватит, хватит, Павлинка! Больше без твоего разрешения ничему не буду давать воли.

Павлинка. Ну, если так, то — мир!

Садятся. Яким курит. Павлинка шьет.

Яким(помолчав). Павлинка!

Павлинка. А! Что, пан Яким, забыл, как меня зовут?

Яким. Да нет! Я хотел бы, золотце, серьезно с тобой поговорить.

Павлинка. И-и! Знаю я эти серьезности. Перво-наперво будет: люблю ли я, потом — очень ли сильно, а потом — готова ли все, все сделать, что чернобровый Яким захочет, а там, а там… и поехало, как на немазаных колесах… Что, неправда?

Яким. Правда-то правда, но всему должен быть конец.

Павлинка. Ну, так слушаем вашу милость. А может, и новую песенку споете нам. Только с одним условием: либо очень веселую-веселую, чтоб даже лявониху захотелось станцевать, или такую грустную-грустную, чтоб, послушав ее, раз, два — и бултых в омут головой! Вот так! (Показывает и чуть не падает.)

Яким подхватывает ее и усаживает на лавку.

Яким. Это будет от тебя зависеть, мое солнышко. Какую захочешь, такая и песенка выйдет: или веселая, радостная, как само ясное небо, или грустная, печальная, как осенние тучи над этой черной землей. (Помолчав.) Эх, эх! И докуда все это будет тянуться! До каких пор, как суховей, будет сушить нас и мучить?

Павлинка (шутливо). Только надо говорить — не нас, а меня. Мне очень хорошо, весело и так легко, легко на сердце… что…

Яким(с укором). Павлинка!

Павлинка (закрывая рот рукой). Ну, ну, молчу уже… молчу, как рыба.

Яким (как бы про себя). Когда, когда придет такое времечко, что соединит нас навеки и мы уже никогда не расстанемся? Когда? Когда?

Павлинка. Ха-ха-ха! После дождика в четверг. Очень уж папа мой взъелся на тебя с тех пор, как узнал, что мы полюбили друг друга. Ну, а без папы это дело сладить будет очень трудно.

Яким. Трудно-то оно трудно, да нет худа без добра. Если бы, например, мы с тобой сделали так: выбрали подходящую минуту, когда старик будет подобрее, взялись за руки, подошли к нему, стали на колени и сказали: так и так, наш добрый батюшка, я люблю Павлинку, а я люблю Якимку — очень, очень сильно, так, что друг без друга нет нам жизни, ну и просим — успокойте наши сердечки, дайте нам разрешение пожениться…

Павлинка. Э-эх! Не туда ты, мой глупенький Якимка, заехал! Въедешь в невод так, что ни вправо, ни влево. Если б это только с мамой, то еще туда-сюда, как я тебе не раз говорила, но со стариком — просто беда, настоящее горе. Хоть ему кол на голове теши, ничего не добьешься. «Чтоб и на порог, говорит, не осмеливался показаться, башку, говорит, раскрою, гаду!» Вот и делай с ним, что хочешь! Если б мог, так на первой осине тебя повесил бы. Ну и как в таком случае набраться смелости — идти становиться перед ним на колени и просить разрешения? Такого перцу задаст и тебе и мне вместе с тобою, что и женитьба в голову не полезет.

Яким. Так-то оно так! Но я все еще не теряю надежды — авось отойдет. Было же время, что любил меня и даже иногда в беде помогал.

Павлинка. Было, да сплыло. Помогал, пока не увидел, что надо и дочерью пожертвовать, а как дошло до этого, вот тут-то в нем и отозвалась шляхетская фанаберия. Иную теперь песню поет. Нож точит… острый нож точит родной мой папочка на того, кого сам когда-то любил и кого я полюбила… (Вставая, горячо.) И на веки вечные любить буду. (Идет и поправляет подушки, за ней Яким, обнимает ее.)

Оба садятся, обнявшись, на кровать.

Яким (помолчав, ласково). Павлинка!

Павлинка(смеясь). Снова забыл, как меня зовут?

Яким. А ты снова за свое… Послушай, миленькая: надумала ты сделать то, о чем я тебя давеча просил и молил? Сама же ты, золотце, говорила мне не раз и теперь говоришь, что твой отец не согласится ни на какие просьбы. Значит, сама хорошо понимаешь, что иного выхода у нас нет. А лучше всего будет так, как я предлагаю. Что, мы первые или последние? Янка Лукашенок со своей Зосей так сделали, Игнась Маняковский со своей Доменисей, да и многие другие. Родители сперва посердятся, посердятся немного и отойдут, — известно: родительское сердце. Вот и мы с тобой, миленькая, таким манером сами устроим свое счастье и ничьей милости просить не станем. Только твое согласие — и все будет хорошо. Я уж, признаться, говорил с попом. Он завтра приезжает в Михалишки служить обедню и заночует. Ну, а мы к нему… раз, два, и готово…

Павлинка. Думать-то я думала, но как-то страшно. Может, лучше было бы еще немного обождать, а то так быстро, вдруг… Поспешишь — людей насмешишь.

Яким. Какая ты нехорошая, Павлинка! Ты сейчас же: страшно, страшно, обождать, обождать! Этак всю свою молодость в ожиданиях проожидаем. А ведь можно жизнь так хорошо наладить, так хорошо, было бы только желание и выдержка.

Павлинка. А если поймают? Я этого стыда не переживу, люди глаза выколют, нельзя будет на свет показаться. Теперь и то сколько всякой грязи валят на нас услужливые соседи и соседки, а что скажут тогда, когда нам это, избави бог, не удастся?

Яким. Не бойся, золотце, не поймают! Все сойдет гладко. Завтра у вас вечеринка, после вечеринки все будут спать так крепко — хоть из пушек стреляй, ничего не услышат. Я все аккуратно приготовлю, ты только свяжешь в узел самое необходимое, а там — миг, и ты моя на веки вечные.