Павел Судоплатов - [98]

Мы спустились вниз с седьмого этажа во внутреннюю тюрьму, находившуюся в подвале Лубянки. Без соблюдения формальностей я заполнил регистрационную карточку и был заперт в тюремной камере как заключенный под номером восемь…

После обеда двое надзирателей вывели меня в административный блок тюрьмы, где и обыскали. У меня отобрали все, включая таблетки от головной боли. Сняли с руки швейцарские часы-хронометр, купленные мной пятнадцать лет назад в Бельгии, и положили в нагрудный карман моего пиджака. Меня провели к закрытой тюремной машине, и в последний момент один из надзирателей выхватил из кармана мои часы. Это мелкое воровство потрясло меня: я не мог себе представить, что надзиратели особо секретной внутренней тюрьмы могут вести себя как карманники. Вот о чем я думал в тот момент, хотя мне становилось все яснее, что я обречен. Потом я вдруг подумал, что, может быть, смогу использовать кражу часов в свою пользу.

Меня доставили в Бутырскую тюрьму, где снова повторили обыск, а затем поместили в одиночную камеру.

Первый допрос состоялся в тот же день, поздно вечером. Допрашивали меня Руденко[23] и полковник юстиции Цареградский. Руденко грубым тоном объявил мне, что я арестован как активный участник заговора Берии, целью которого был захват власти, что я доверенное лицо и сообщник Берии в тайных сделках с иностранными державами против интересов советского государства, что я организовал ряд террористических актов против личных врагов Берии и планировал теракты против руководителей советского государства.

Выслушав эти чудовищные обвинения, я стал резко протестовать против незаконных в отношении меня как арестованного действий: я не присутствовал при обыске в своем кабинете, мне не дали опись изъятых при обыске вещей, и в завершение при доставке под конвоем в Бутырскую тюрьму у меня были похищены надзирателем швейцарские наручные часы-хронометр.

Руденко и Цареградский остолбенело уставились на меня, не веря собственным ушам. Наконец Руденко пришел в себя и сказал, что прикажет во всем разобраться…

На следующее утро в камере появился дежурный офицер с описью отобранных у меня при обыске вещей, среди них были часы-хронометр. Я подписал документ».

Позже журналист Валерий Нечипоренко высказал следующую точку зрения о причинах ареста Судоплатова:

«Что касается Судоплатова, то от него рассчитывали получить веские обвинения против Берии. А дабы генерал был сговорчивее, ему инкриминировали, что в 1941 году в сговоре с Берией он планировал взорвать Москву, свергнуть советское правительство, установить сепаратный мир с фашистской Германией. Судоплатов понимал: если он подпишет нужные следствию бумаги, то подведет самого себя под расстрельную статью».

Нельзя сказать, что арест Судоплатова прошел незамеченным для его коллег по работе и близких друзей. Некоторые из них открыто осудили несправедливость, проявленную по отношению к заслуженному чекисту. Среди последних была, в частности, и Зоя Воскресенская-Рыбкина. После окончания войны она некоторое время работала заместителем, а затем — начальником немецкого отдела внешней разведки.

Весной 1953 года, когда полковнику Воскресенской-Рыбкиной до пенсии оставалось немногим более года, умер Сталин. Зоя Ивановна так рассказывала об этих днях:

«После траурных дней стали приоткрываться черные страницы неоднозначной личности “отца народов”. Начались аресты тех, кто участвовал в расправах 1937–1938 годов. На Лубянке поспешно освобождались от старых кадров, увольняли, как это обычно у нас делалось, всех подряд. Под подозрение брали каждого».

Когда арестовали Судоплатова, с которым Воскресенская-Рыбкина долгое время работала в разведке (вспомним: она лично курировала молодого разведчика-нелегала в ходе его первой командировки в Финляндию) и который впоследствии был ее непосредственным начальником в Особой группе в первые месяцы войны, она выступила в защиту своего товарища и сказала о нем добрые слова на отчетно-выборном партийном собрании, где ее выдвигали в партком управления внешней разведки.

На следующий день Воскресенской-Рыбкиной объявили, что она увольняется «по сокращению штатов». В то же время ее должность начальника отдела не была сокращена. До пенсии, как уже отмечалось, Зое Ивановне оставалось проработать около года. Будучи волевым человеком, она стала ходить «по инстанциям», добиваясь справедливого разрешения своего дела. Ее направили в распоряжение ГУЛАГа.

Полковнику Воскресенской-Рыбкиной предложили поехать в Воркутинский лагерь для особо опасных преступников на должность начальника спецотделения, которую занимал старший лейтенант, ожидавший замены. Она дала согласие.

Выше майора по званию в Воркуте никого не было. Рассказывают, что, когда она приехала к новому месту работы, все мужчины-офицеры кинулись скупать одеколон. В свои 48 лет Воскресенская была по-прежнему очень красивой женщиной.

Следует подчеркнуть, что генерал-лейтенант Судоплатов был арестован в ходе второй волны чистки органов государственной безопасности от «пособников предателя». Это, видимо, и спасло ему жизнь.

«По правде говоря, назвать Судоплатова человеком Берии можно было лишь с известной долей натяжки, — подчеркивал Валерий Нечипоренко. — Свою славу умелого организатора диверсионных акций Судоплатов приобрел задолго до знакомства со “злодеем”. Начиная с 1932 года, когда его перевели в Москву, в центральный аппарат ОГПУ, Судоплатов неоднократно выезжал в качестве нелегала в Финляндию, Германию, Нидерланды, Францию, Испанию. В мае 1938 года он ликвидировал в Роттердаме лидера Организации украинских националистов Коновальца. Берия же появился в Москве позже, и только в ноябре 1938 года был назначен наркомом внутренних дел, в чье ведение входила и госбезопасность…