Павел Первый - [44]

По завершении процесса коронации император и императрица восседали на двух одинаковых тронах в одном из залов Грановитой палаты Московского Кремля, принимая клятву верности от своих подданных. Однако они посчитали, что публика, присутствующая на церемонии, слишком малочисленна и недостаточно празднично настроена, чем была на подобной процессии при короновании Екатерины II. Церемониймейстер Валуев, обеспокоенный этим фактом и желая предупредить недовольство Их Величеств, потребовал от некоторых приглашенных повторить выражение своего почтения в несколько заходов, чтобы «создать иллюзию большого количества». Среди роя красивых женщин, которые дефилировали перед Павлом, он приметил одну очень симпатичную девушку, Анну Лопухину, свежесть которой бросилась ему в глаза и очаровала. Шелковистые темные волосы, маленький вздернутый носик, перламутровые зубы, небольшой рост и взгляд ангела, который содержал в себе какой-то невысказанный упрек. У Павла возникло желание сделать ей что-нибудь приятное, и он улыбнулся этой незнакомке. Она склонилась в реверансе, поцеловала руку, которую он ей машинально протянул, и исчезла, словно подхваченная весенним бризом. А Павел уже думал о другом. Однако фрейлина Варвара Головина, наблюдавшая за этой сценой, отметила в своих «Мемуарах»: «Она имела красивые глаза и черные ресницы».

После краткого пребывания в Москве Павел захотел совершить путешествие по России – чтобы с ним могли познакомиться в отдаленных российских провинциях, о которых он сам имел лишь поверхностное представление, и воздать ему там соответствующие почести. Однако он не мог до конца преодолеть разрушительной двойственности своего характера: с одной стороны, он стремился к популярности, но с другой – только и делал, что этому противодействовал. Критикуя все существующие порядки, он желал все обновить, все реорганизовать, но в то же время угрожал смертной карой всем тем, кто пытался, как ему казалось, зайти слишком далеко. Так, в ходе своей выездной инспекции он наказал главу местной администрации за то, что тот помимо основных работ по восстановлению дороги осмелился отремонтировать дополнительный участок, облегчавший проезд императорского кортежа от близлежащей деревни к Смоленску. Император впал в гнев и решил устроить показательное наказание этого чиновника за излишнее рвение. Он даже предполагал расстрелять его на месте в назидание всем остальным. И только благодаря заступничеству Безбородко и великого князя Александра удалось снять напряжение, добиться помилования и избежать неприятности. Однако вскоре эта ознакомительная и ревизорская поездка утомила Павла. Он проехал ряд городов и населенных пунктов, встретился со многими губернаторами и командующими гарнизонов, поговорил с большим количеством высокопоставленных чиновников и уже вскоре уверовал, что более в России для него нет ничего, что бы могло быть интересным. И он поспешил возвратиться в Павловск, где его ожидали жена и Екатерина Нелидова. Императрица, впрочем, была вновь беременна. Становилось привычным явлением видеть ее в этом состоянии! И отношение Павла к ней сменялось с восхищения на раздражение. Однажды вечером, возвращаясь с семейной прогулки по парку, они услышали сигнал тревоги, передаваемый звуками трубы и барабана. Император вздрогнул, тотчас же покинул жену и сопровождавших его лиц и поспешил во дворец. Его болезненная подозрительность уже строила невероятные предположения, словно бы речь шла о безопасности государства. Увидев, что одна из ведущих ко дворцу дорог занята солдатами, а остальные поспешно бежали со всех сторон, он вообразил, что заговорщики подняли мятеж среди полков его гвардии. Даже императрица, от которой он внезапно отошел, чтобы скрыться в убежище, была убеждена, что ему угрожает опасность, и крикнула камергерам, которые пытались ее успокоить: «Бегите, господа, спасайте вашего государя!»

Когда двери апартаментов за императором закрылись, он удивился наступившему затишью, которое внезапно последовало после суматохи в парке. Он приказал провести дознание о случившемся среди солдат. После многочисленных допросов выяснилось, что причиной тревоги был трубач, который упражнялся в игре на инструменте в казармах конной гвардии. Этот звуковой сигнал был передан в казармы соседних полков, где его посчитали за сигнал пожарной тревоги или же за сигнал к сбору для обычной отработки оперативности военных подразделений. Так постепенно весь гарнизон был охвачен паникой. Сбежавшееся на шум из-за этой абсурдной суеты местное население потом еще долго посмеивалось над военными. Немного успокоившись, Павел наобум нараздавал наказания и издал указ, предписывающий жителям Павловска, «чтобы во время высочайшего присутствия в городе не было там ни от кого произносимо свистов, криков и не дельных разговоров». Затем он резко отчитал своих офицеров, которые не сумели предотвратить инцидент, и также упрекал их за то, что они все еще не избавились от своих порочных недостатков, заведенных еще при Потемкине. Со сверкающими глазами и скривившимся ртом он угрожающе прокричал: «Я заставлю вас забыть потемкинский дух, я вас отправлю гнить в дьявольскую преисподнюю!»